— Светлана! — окликнул я, когда мы вернулись.

Она не ответила. Шаря в темноте, я нащупал ее плечо и склонился над ней.

— Мы прошли очень много, метров пять, не меньше. Отдохнем и опять будем копать.

Она не ответила. Я слышал ее тяжелое дыхание. Ни у кого не было сил говорить.

Внезапно послышался треск ломающегося дерева и резкий шум осыпающейся породы.

Мы инстинктивно прижались к стенам. Шум прекратился.

— Что это? — слабым голосом спросила Светлана.

Трифонов встал. В темноте были слышны его удаляющиеся шаркающие шаги. Вернувшись, он прошептал мне на ухо:

— Все завалило. Подпорки не выдержали.

Я торопливо сжал руку Трифонову: «Тише!» Только бы не услышали люди!

Я с трудом поднялся и двинулся к месту обвала. В прошлый раз от забоя до завала было шагов тридцать пять. Теперь я не прошел и тридцати, как мои вытянутые вперед руки уткнулись в стену. Новый обвал не только уничтожил все результаты нашей недавней мучительной работы обвалилась и ближняя часть породы, которую я считал твердой и устойчивой. Стена, отделявшая нас от внешнего мира, увеличилась еще на несколько метров.

Меня охватило отчаяние. Я шарил по стене, раня руки об острые уступы породы. Обшарил ее всю, сверху донизу, вдоль и поперек, с тайной надеждой, что стена не сплошная. В другое время эта надежда показалась бы мне нелепой. Потом я прижал к породе ухо. Но ни звука не донеслось с той стороны, только ручеек журчал где-то в темноте.

Я поплелся назад, шел наобум, натыкался на стены, царапал лицо, руки…

Шел и думал только об одном: как сказать людям о новой катастрофе? На полпути услышал хлюпанье шагов и звон волочащихся по земле лопат и ломов.

«Они идут, ничего не подозревая, — подумал я. — Дойдут до стены и узнают то, что знаю я. Они лишатся последних сил… Что делать?»

Меня знобило. Я дрожал от удушья, сырости, усталости, от сознания новой катастрофы.

— Товарищи, не ходите, отдыхайте, — прохрипел я, столкнувшись с рабочими.

— Ладно, Андрей, — донесся до меня сдавленный голос Трифонова, — люди уже знают, правду не скроешь…

— Так куда же вы идете?

— Работать. Мы не крысы, чтобы подыхать без борьбы. Пробиваться будем. И с той стороны копают, врешь, копают! Не бывало такого, чтобы свои своим не помогли! — точно с угрозой и вызовом кому-то произнес он.

Я стал дышать свободнее. Уверенность людей в том, что они «пробьются», в том, что никогда не оставят их без помощи, передалась и мне.

Именно в эту минуту ощутил я, как прекрасна жизнь там, на земле, и как невозможна, нелепа мысль о том, что ее придется потерять.

— Все здесь? — спросил я.

— Все, — ответил Трифонов. — Только Светлана Алексеевна осталась. Трудно ей…

— Идите, я сейчас вернусь к вам, — сказал я.

Мы разошлись.

— Света, как ты? — позвал я Светлану, дойдя до забоя.

— Это ты, Андрей? — слабо откликнулась она. — Сядь, побудь со мной… Я все знаю…

Она полулежала, прислонясь спиной к мокрой каменной стене.

— Света, ничего страшного не произошло. Просто мы плохо закрепили, и крепи не выдержали. Какую роль могут играть лишние два-три метра? Чепуха! По моим подсчетам, с той стороны уже прошли больше половины завала. Я уверен…

— Андрей, прости меня, — прервала меня Светлана, — я все понимаю. Ты хороший, сильный. Но зачем ты обманул меня?..

Руки ее были холодны, как камень, на котором она лежала.

— Светлана! — воскликнул я. — Что ты говоришь? Какой обман? Ну, может быть, не три метра, а четыре, но какое это может иметь значение?

— Я не о том, милый, нет, не о том! — задыхаясь, бормотала Светлана. — Ты заставил меня поверить, что я не такая, как есть. А я такая… Ох, как болит голова!

— Светлана, перестань, прошу тебя, сейчас же перестань, — сказал я, чувствуя, что выдержка начинает изменять мне.

— Солнца, солнца хочу! — продолжала Светлана. — Это только для обмана бывает здесь полярный день. Он кажется бесконечным… А за ним вот эта ночь. А за ней — каменный мешок. И все…

— Светлана, послушай меня! — с отчаянием проговорил я. — Если ты хоть немного веришь мне, то слушай. Я говорю тебе, я клянусь тебе — мы выйдем отсюда. Ты слышишь: выйдем!

— Да? Это правда? Милый, ты действительно веришь? Это не только для меня? Не только для них? Ты веришь?

— Знаю и верю!

— Как хорошо! Вот и голова немного меньше болит. Слушай, Андрей, любимый, дай мне слово… Вот сейчас дай мне честное слово…

— Какое, в чем?!

— Если мы выйдем, пусть все будет иначе. Уедем от этой ночи. Уедем к солнцу… не надо этих туннелей… Наши лучшие годы… И я буду любить тебя всегда… всегда!..