Шрифт:
Зная, что он запретит ей выходить из дома, Лайла даже не сказала дяде, что решила прогуляться. Она оставила записку на кровати, если он начнет искать ее, и ушла. Но не успела дойти до конца подъездной дорожки, как услышала позади себя шаги.
–  У тебя слишком длинные ноги.
–  Уес прибавил шаг.
–  Прости, - ответила она и улыбнулась ему, когда он догнал ее в конце длинной дорожки.
–  Я попытаюсь их укоротить.
– Я привык ходить с Норой. Забыл, что не все женщины на планете креветки.
–  Когда хочет, она может очень быстро ходить.
–  Лайла снова пошла вдоль дороги, обсаженной деревьями.
–  Но никогда не проси ее...
– Бегать. Знаю. Она ненавидит бегать. Сказала, что у нее аллергия на бег. У нее большой список аллергий.
– Да. Давай вспомним, там... готовка.
Уес кивнул.
– У нее определенно аллергия на готовку. Все, что требует больше двух ингредиентов или, как она называет, выпивки и рюмки, заставит ее сдаться и заказать еду на вынос.
– Уборка, - вспомнила Лайла.
– И это тоже. До того, как я переехал к ней, она отпугнула шесть горничных
–  Шесть?
–  Лайла осмотрелась, отмечая прекрасный августовский вечер, проникающий сквозь деревья свет заходящего солнца, и этого парня, идущего рядом с ней. Она хотела, чтобы они хоть немного насладились вечером, но страх сковывал ее сердце в неумолимой хватке.
–  Почему так много?
–  Эм...
–  Уес поморщился, и Лайла поняла, что нечаянно наткнулась на запретную территорию.
– Дай угадаю... Я не захочу этого знать.
– У нее есть дурная привычка не убирать за собой одежду.
Лайла раздумывала говорить или нет Уесу то, что хотела сказать. Почему бы и нет. Дядя пытался защитить ее от правды о нем и ней, но этого никогда не делала ее тетя.
– Я читала ее книги. Тебе не нужно притворяться что она... ну ты понимаешь...
–  Нормальная?
–  продолжил Уес.
–  Ванильная, - ответила Лайла.
–  Прочитай хоть одну ее книгу и узнаешь много нового.
Уес вздохнул с очевидным и абсолютным облегчением.
– Слава Богу. Я не был уверен в том, что ты знаешь, а что нет.
– Я знаю достаточно, чтобы ходить вокруг ее спальни без бронежилета.
– Все не так плохо, честно. Я жил с ней. Большинство своих вещей она хранит в шкафу. Иногда я нахожу карабины между подушками дивана. Однажды я случайно сел на колесо Ватенберга. Болючая штуковина. И она порвала мои джинсы.
Лайла рассмеялась, и звук срезонировал от дороги и разлетлся среди деревьев.
–  И у нее есть большая сумка, - сказал Уес, разводя на три фута руки.
–  Большую часть времени она находится в ее кабинете. Нора сказала мне не открывать ее, иначе я больше не захочу смотреть ей в глаза.
– Ты открывал ее?
– Неа, - он помотал головой, и сердце Лайлы подпрыгнуло, последний лучик заходящего солнца осветил волосы Уеса. Она ощутила самое непреодолимое желание провести ладонью по его волосам. Но сдержалась. Ему, скорее всего, не понравится, что какая-то девушка, которую он едва знает, взъерошит ему волосы. – Мне нравится смотреть ей в глаза.
–  Думаю, я бы все равно смогла смотреть ей в глаза, даже после открытия сумки. С другой стороны, мой дядя...
–  Лайла понизила голос и поняла, что покраснела...
–  Думаю, ты и о нем знаешь.
–  Уес скрестил руки на груди.
Лайла кивнула.
–  Ну, если она такая, значит и он такой. В противном случае они бы не были так долго вместе. Я даже случайно слышала их.
–  Случайно? Не совсем, но ему не обязательно знать об этом.
– Однажды я подслушивал за своими родителями. Боже мой, я думал, что больше не стану нормальным.
– Мои родители развелись, когда я была маленькой. Думаю, мне бы понравилось то, что мои родители настолько влюблены друг в друга, что иногда можно услышать их в постели.
– Мне жаль. Да, думаю, лучше слышать, как родители занимаются сексом, чем вовсе не слышать. Сколько тебе было, когда они разошлись?
– Шесть. Гитте - два. Они не подошли друг другу, так сказала мама. Никто из них не сделал ничего плохого. Между ними не осталось ничего общего. У нее была хорошая работа и деньги, поэтому мы остались в доме, а он съехал. Min onkel Сорен пытался вмешаться, но это было сложно сделать через океан. Он постоянно звонил, проверял нас.
– Min onkel?
–  Мой дядя Сорен, - поправила она себя.
–  Прости.
