Но чем больше я чувствовала свою связь с Айоном, тем сильнее была боль в моём сердце. Эта связь была необходимой, эта связь дарила наслаждение, какое я не знала раньше, но вместе с тем и ужасную, адскую боль….

И я знала, почему так было. Потому что моя связь с Айоном ещё больше делала меня чужой, ещё больше отдаляла меня от остального мира. Особенно от семьи.

Всё больше и больше у меня появлялось тайн от других людей. А что может быть ужаснее, чем знать то, о чём не можешь поговорить… не с кем. Вообще, я уже привыкла многое держать в себе и не понимала тех, кому обязательно нужно кому-нибудь всё рассказать. Но… дело было не в том, что я не могла ни с кем поговорить об Айоне и о Мечте. Дело было в том, что это были не просто тайны. Это были тайны, сжигающие меня изнутри, пожирающие мою душу. Эти тайны заставляли меня плакать по ночам, метаться, как животное, запертое в клетке, биться головой о надвигающиеся стены. Эти тайны сводили меня с ума, причиняли жуткую боль, порождали сумасшедший кошмар и мои родные не могли этого не заметить.

Но что я могла ответить на вопрос «что случилось»? Что дело в том, что меня контролирует Система, что я устала жить под её властью? Что я чувствую мерзость мира и глупость людей? Что единственный, кто может понять меня – это Грешник Айон, но он скорее всего мёртв, и уже ничего не может сделать?

Разве бы родные поняли меня? Разве смогла бы я объяснить им всё? Разве может хоть один человек понять такое… то, что причиняло мне боль и всё же, делало меня собой?

Душа горела в адском пламени, но мучительнее всего было то, что я не могла даже никому сказать: «мне больно, я страдаю». Я завидовала всем другим людям, что переживали другую боль.

Не любит любимый человек, умерли родители, ненавидят в школе, пережил катастрофу, потерял ребёнка, стал инвалидом, болен смертельной болезнью и скоро умрёт… я хотела быть одной из них! Какая угодно боль, пусть даже та, что считается самой страшной в мире, но они могут рассказать об этом другим! В любой момент могут найти человека, который захочет их выслушать, такого, как моя подруга Кэсси, и поделится своей болью! Даже если ситуация безнадёжна, ты хотя бы можешь кому-то сказать, что ситуация безнадёжна! А я не могла себе это позволить… боль поглощала меня, съедала изнутри и я никому не могла сказать об этом! Как бы не хотели другие мне помочь, они всё равно не могли….

Я знаю, с кем бы могла поговорить. Я знаю, кто бы мог мне помочь. Это был Грешник Айон.

Но это было ужаснее всего… я не знала, жив ли он вообще….

Он наверняка умер… по рассказам Хроно выходило, что в Пандемониуме во время их битвы с Айоном произошёл взрыв и Хроно очнулся уже на Земле, в ужасном состоянии и ему понадобилось восемь лет на восстановление… Хроно считал, что тем взрывом Айона, скорее всего, убило, но я думала, что если Хроно остался жив, почему бы не мог выжить Айон? Но….

Наверное, все они были правы… будь бы Айон жив, мы бы давно уже знали об этом… всё было бы иначе… но всё оставалось по-прежнему….

Жизнь была всё той же – скучной, серой, скованной железными цепями. Люди продолжали жить в суете, Система продолжала пожирать их души. И никто не замечал этого… никто, кроме меня….

Чем дальше, тем больше моя жизнь становилась мне невыносимей, ненавистней. Всё сильнее мне хотелось умереть…

И, наверное, я единственная из всех, кто знал что-то о Грешнике Айоне, жаждала, чтобы он был жив. Жаждала его возвращения… и уничтожения Системы.

Люди… как же я их ненавижу… как же я их люблю….

Все, кто окружает меня, прощают мне всё. Моя подруга Кэсси терпит моё поведение, каким бы ужасным оно ни было по отношению к ней. Она простила то, что я её ударила, как будто я просто случайно толкнула её. Она принимает меня как лучшую подругу, чтобы я ни делала. Как бы ужасно по отношению к ней я себя не вела, она мне прощает всё. Но не способна поддержать меня, не способна понять и помочь. Раньше могла… теперь нет.

Отец. Он всегда хотел видеть во мне продолжательницу своего дела, хотел, чтобы я вела борьбу с демонами. Но однажды я сказала ему, что хочу стать актрисой. И он принял это. И даже нашёл человека, который может мне помочь с этим, он его друг. Этот друг пишет пьесы… но все они так или иначе, связаны с идеями Добра и Зла, с идеями борьбы с демонами, с идеями моего отца. Он хочет, чтобы я так или иначе несла его идеи, всё равно каким образом, будучи хоть экзорцисткой, хоть актрисой… он задаёт мне широкие рамки. Но даже в них мне тесно… я люблю театр, мне нравится играть на сцене. Но я готова забыть об этом… ради Мечты.

Мама… она всегда ласкова со мной, терпит любые мои выходки. Она – всепрощающая, верная фигура ангела. Но ангелам никогда не понять чувства Грешников….

Эрик… был бы он рядом… хотя, даже тогда вряд ли бы мог что-то исправить. Но теперь тем более. Он теперь всегда или на работе, или с Сателлой… всё время….

Ненавижу её….

Не хочу её видеть… никогда….

Но сейчас от неё никак не отделаться, она сидит со мной на диване и что-то читает. Хорошо, хоть не лезет опять ко мне….

Вдруг на лестнице слышится топоток детских ножек и Розмари радостно подбегает ко мне.

– Ева, смотри, что я нарисовала! – громко объявляет она.

Я с умилением гляжу на милый рисунок младшей сестры.

– Очень красиво… – ласково говорю я.

Но вдруг Сателла, общество которой я должна была терпеть около получаса, отгораживаясь от неё угрюмым молчанием, встаёт с дивана.

– Ты не рисуешь людям шеи, – заявляет она. – Не умеешь изобразить рост. Дай, покажу, как это делается….