Ариетта спросила у Франсуа, надолго ли он приехал. Он ответил, что уедет завтра же утром. И тут Изабелла, жадно слушавшая его рассказ, воскликнула:

— Расскажите еще, отец!

— Но я уже все рассказал…

— Нет. Расскажите, как вы бьетесь! Как сражаетесь своим оружием! Как убиваете врагов!

Сначала Франсуа отказывался, но Изабелла так настаивала, что пришлось уступить. Он описал освобождение фермы, по возможности смягчив детали. Ребенок хлопал в ладоши. Франсуа испытал странное чувство. Он всегда воображал себе, как рассказывает о своих подвигах сыну, однако слушает его сейчас дочь, а будущий рыцарь де Вивре оказался похож на советника короля Англии… Когда Франсуа завершил свой рассказ, Изабелла спросила его:

— А меня вы завтра возьмете с собой на войну?

И, услышав отрицательный ответ, залилась слезами.

Франсуа уехал на следующий день, сопровождаемый через весь лабиринт заплаканной Изабеллой и Ариеттой, скрывающей под улыбкой свою тревогу. Он обещал скоро вернуться. С Гекленом дело не затянется…

Франсуа и Оруженосец торопились, чтобы поскорее присоединиться к армии, которая должна была прибыть в Ренн. В тот день они биться не собирались, однако сразу же по выезде из леса Вивре столкнулись с каким-то рыцарем в сопровождении оруженосца. Франсуа спросил:

— Вы за Блуа или за Монфора?

Рыцарь ответил с сильным английским акцентом:

— Я за единственного герцога — Жана де Монфора!

Франсуа опустил свое забрало, незнакомец сделал то же самое, и бой начался. Оба рыцаря помчались друг на друга; схватились и их оруженосцы. Англичанин был дороден и медлителен. Франсуа легко отбил удар его меча. Он мог ударить в свою очередь, но передумал. Почему бы не взять этого англичанина в плен? Тогда бы все снова стало на свои места. Франсуа взмахнул своим цепом и сумел ловко закрутить цепь вокруг меча. Потом дернул. Его противник остался без оружия.

В тот же миг галопом подоспел Оруженосец, прикончивший своего противника. Рыцарь закричал:

— Прошу пощады!

Франсуа опустил оружие и принял железную перчатку с правой руки, которую тот ему протянул.

— Вы мой пленник. Ваше имя?

Рыцарь поднял забрало.

— Томас Бедхэм.

Франсуа побледнел:

— Туссенов Бедхэм?

— Не понимаю вас…

— Не вы ли в свое время приговорили к котлу одного из сподвижников дю Геклена?

— Возможно. Какое это имеет значение?

— Ответьте: да или нет?

— Да, но…

Глаза Франсуа гневно блеснули. Выходит, он имел возможность отомстить тому, кто отправил Туссена на смерть, и не сделал этого! Сам того не осознавая, Франсуа снова поднял руку с боевым цепом. Жирное и красное лицо Бедхэма побледнело, но Франсуа вовремя опомнился и опустил руку. С пленниками так не поступают. Это было бы убийством.

На следующий день Франсуа и Оруженосец присоединились к своей армии в Ренне. Отныне во главе ее стоял Карл Блуаский, а дю Геклен и его люди должны были лишь выполнять приказы герцога. Бедхэма перевели в тот дом в городе, где содержались все пленные. До тех пор пока за них не внесут выкуп, им предстояло повсюду следовать за армией. После каждой остановки они вновь пускались в путь под надежной охраной.

Армия Жана де Монфора и его английских союзников находилась южнее, неподалеку от Ванна, и, казалось, не имела намерения уходить оттуда. Карл Блуаский, ожидавший прибытия остальных бретонских подкреплений, тоже решил остаться на месте и дать неприятелю возможность подойти.

За время своего пребывания в городе Франсуа вновь обрел хорошее расположение духа. Сожаления о том, что он не убил Бедхэма, покинули его. Разве это воскресило бы Туссена? Зато взять в плен англичанина представляло собой еще одну победу. Уже который месяц все удавалось, да и могло ли не удаваться?

Кроме того, у Франсуа имелся план: дорога на Ванн шла мимо Куссона. Как и в случае с Вивре, он завернет туда, покинув ненадолго армию. Прежде чем идти в бой, он проведет несколько часов среди дорогих его сердцу воспоминаний…

Карл Блуаский покинул Ренн 26 сентября. Вечером армия сделала привал в Бэн-ле-Бретань. На следующий день Франсуа был бы уже в Куссоне.

Он как раз подкреплялся в компании с Оруженосцем, когда к нему явился какой-то человек. Франсуа сразу же узнал его: это был Мардохей Симон, сын Елеазара. Во время своего последнего пребывания в Куссоне Франсуа видел его лишь мельком, поскольку тот держался весьма сдержанно; молодой еврей лишь почтительно поприветствовал хозяина замка и сразу же удалился, чтобы оставить того наедине с отцом, на которого, впрочем, сам был удивительно похож.

Мардохей Симон приблизился к огню. Едва увидев его трагическое лицо, Франсуа вскочил.

— Что случилось?

— Я отправил гонца в Вивре, но вчера он вернулся, объявив мне, что вы на войне. Тогда я счел нужным явиться сам.

Мардохей был бледен.

— На прошлой неделе приходили англичане, монсеньор! Они разорили Куссон…

Франсуа не мог в это поверить. Не мог!

— Что ты плетешь? Куссон неприступен!..

— Не замок, монсеньор, деревню…

Мардохей Симон был примерно в том же возрасте, что и Франсуа. Они стояли лицом друг к другу, трудно сказать — кто бледнее.