— Моего деда прозвали «Ричард-молчальник». Он всегда слушал молча, не произнося ни слова. Он вообще говорил мало, но зато уж когда открывал рот, все вокруг умолкали, ибо то, что он говорил, всегда было правильно, а порой и… ужасно!

В последующие дни и недели Франсуа по-прежнему наталкивался на молчание своего сына. В конце концов, он вспылил, но его крики и гнев ни к чему не привели. Зато Изабелла не отставала от отца ни на шаг, требуя, чтобы он рассказал и о других своих воинских подвигах. Франсуа не знал, что и думать. Все оказалось не так, как он предполагал; и сын и дочь удивляли его равным образом.

Конец его отцовским заботам внезапно положило одно событие: 22 августа в лабиринт замка Вивре въехал какой-то рыцарь. Франсуа, находившийся на стене, вздрогнул: этот силуэт был знаком ему! Всадник был малоросл, казался почти карликом. Следом появился оруженосец, везущий знамя: на серебряном поле черный двуглавый орел с красными когтями и гребнем. Никакого сомнения, это сам дю Геклен!

Франсуа выбежал ему навстречу и поклонился:

— Монсеньор…

Действительно, дю Геклен больше не был тем бедным безвестным рыцарем, с которым он запанибрата болтал в пору заседания Генеральных штатов. Времена изменились. Бертран дю Геклен стал теперь главным военным советником короля, важной персоной. Но это не помешало ему сохранить простоту. Он сердечно и добродушно поздоровался с Франсуа, передал ему дружеский привет от своей жены, крестной его дочери Изабеллы, и затем объявил цель своего визита:

— Сир де Вивре, хотите сопровождать меня в крестовый поход?

Крестовый поход! Это было так неожиданно, что Франсуа застыл с глупым видом, разинув рот. Позабавившись его реакцией, дю Геклен с улыбкой дал необходимые разъяснения.

Этот крестовый поход не имел ничего общего с химерами Иоанна Доброго. Первой заботой Карла V, получившего королевскую власть, стало избавить страну от мародерских банд. Папа Иннокентий V, чьи земли столько раз подвергались опустошению, был заинтересован в этом не меньше, и вот они вместе надумали услать «роты» в Испанию.

Положение в Испании было смутным. Кастилией тогда правил государь, уже само прозвище которого не нуждалось в комментариях: Педро Жестокий. Кровавый и неуравновешенный деспот, Педро Жестокий, убивший свою жену Бланш де Бурбон, кузину и свояченицу короля Франции, находился в состоянии двойной войны: внешней — против короля соседнего Арагона, Педро Важного, и внутренней — против своего сводного брата, Генриха Трастамарского, оспаривавшего у него корону. Король Арагона попросил помощи у Франции, и у Карла V имелись все основания, как семейные, так и политические, дать ему благоприятный ответ.

И тут вмешался Папа. На самом юге Испании находилось мусульманское королевство Гранада. Чтобы отвоевать его у неверных, требовался крестовый поход. Почему бы не отправить туда мародерские «роты»? А если они завернут по пути в Кастилию или Арагон, это его уже не касалось…

План был остроумен, и бриганы вполне могли согласиться. Франция уже начинала изнемогать, а в других странах они могли грабить с таким же успехом; вдобавок к этому папа обещал крестоносцам отпущение грехов. Конечно, все эти люди — закоренелые разбойники. Но они верят в Бога, а тут им предлагается одним махом очиститься от всех своих злодеяний. Есть над чем задуматься… Возглавить крестовый поход папа Иннокентий V и король Карл V поручили именно дю Геклену. Костяк войска должна была составить тысяча бретонцев.

Дю Геклен закончил, добавив, что сбор состоится в Понторсоне, и уехал. Франсуа решил последовать за ним, не дожидаясь завтрашнего дня. Пока он снаряжался, Оруженосец сделал первое признание своему господину:

— Я рад, что уезжаю, монсеньор. Надеюсь забыть там о своем горе…

Франсуа не стал спрашивать, что у того за горе. Он думал о себе. Солнце Испании разгонит и его черные мысли, которые время от времени к нему возвращались.

Ему не хотелось затягивать прощание, иначе оно сделалось бы невыносимым. Конечно, в этот раз Франсуа не мог скрыть от себя реальность: он уезжал далеко, он уезжал надолго, быть может, навсегда. Он сказал своей жене, что полагается на нее во всем, потом поцеловал ее, Луи и Изабеллу. Ариетта улыбалась, Изабелла плакала, а Луи смотрел на отца в молчании. Проезжая через подъемный мост, Франсуа вдруг подумал с унынием, что, быть может, погибнет в крестовом походе, так и не услышав ни звука от своего сына.

Встреча между бретонцами дю Геклена и солдатами «рот» была назначена в Шалоне. Король Карл разрешил присоединиться к войскам всем желающим сеньорам, и в Шалон среди прочих прибыл маршал д'Одрем, а также Луи де Бурбон, брат Жака де Бурбона, погибшего при Бринье, и Бланш Кастильской, убитой Педро Жестоким: он хотел отомстить за свою сестру. Геклен получил неожиданное подкрепление от Хью Калверли, английского великана, дважды побеждавшего его. Тот охотно отдавался под его начало, лишь бы ему не пришлось сражаться против своего сюзерена — Черного Принца.

В Понторсоне Франсуа, как и все остальные, надел поверх своих доспехов тунику крестоносца. Папа решил, что в знак еще большей чистоты кресты на них будут не красные, а белые. Никакой мелочью не стоило пренебрегать, чтобы произвести впечатление на «дружинников».

Франсуа скакал в своей тунике крестоносца, испытывая какое-то непонятное смущение. Он думал о своем предке Эде. Сколько раз он мечтал последовать его примеру! И вот, наконец, это сбылось, но при весьма странных обстоятельствах. Он действительно отправился в крестовый поход, однако с наихудшими разбойниками из тех, каких когда-либо земля носила; целью его был не Иерусалим, не Нильская Дельта, а Испания. Впрочем, точно ли это крестовый поход?