— Смотря в каком смысле. — Дыхание его щекотало ей ухо.

— А в каком тебе хочется? — Она кокетливо посмотрела на Кленина, но тот не подыграл ей. Он был настроен философски.

— Что значит «хочется»? Мало ли чего мне хочется? Не от меня же зависит.

— А от кого?

— От тебя. Я скажу честно, до этого я как-то не очень уважал женщин. Наверное, мне попадались неподходящие, не знаю… Так всегда было. Любил их, ценил красоту, но вот уважение… То есть чтобы захотелось с женщины пример брать или как-то быть похожим на нее — ни в коем разе!

Наташа посерьезнела, притихла.

— А ты совсем другая. Вот ты об Ирине спросила. Я ее хотел вылепить, как идеальную женщину. Относился без уважения. Ее личность меня как-то не интересовала. Глина, она и есть глина. Может, она поэтому меня так и ненавидит, не знаю… А ты другая. Мне не хочется тебя переделывать, только любоваться и беречь. Я даже стал себе каким-то мелким казаться, мне стыдно — и приятно почему-то… Хочется какую-нибудь философию разводить, стихи читать… Черт!

Наташа испуганно подскочила:

— Что случилось?!

Кленин поднял ногу, измазанную чем-то темным и пахучим.

— У вас и тут коровы пасутся?

— А ты как думал! — расхохоталась Наташа. — Деревня!

Ирина вошла в офис под вечер и увидела, что сотрудники, бросив все дела, собрались в кружок и что-то оживленно обсуждают.

— По какому поводу митинг? — громко спросила она, толкнув Стульева в бок. Тот испуганно подскочил и кивнул в сторону Ани:

— Она такие вещи рассказывает, совершенно невероятные!

— И что же там такого невероятного? Куролесов перестал брать взятки? Или мы вышли на первое место среди брачных контор России?

— Представляете, Ирина Александровна, — хихикнула Аня, — я позвонила Диме домой. Вы мне велели узнать, что с ним и когда он начнет работать…

— Я помню. И что?

— Его мамаша заявила, что у него амнезия. Представляете?

— Какая еще амнезия? — нахмурилась Ирина и плюхнулась в кресло Стульева. У нее жутко болели ноги, утром она решила обновить летние туфли, и они зверски натерли ей пятки.

Скинув обувь, она с облегчением вытянула ноги и пошевелила пальцами.

— Ты в больнице была?

— В том-то и дело, — таинственно понизила голос Аня. Сотрудники слушали затаив дыхание. — Я пришла, а к нему не пускают! И врач подтвердил, что у Дмитрия практически полная потеря памяти! Он никого не помнит, даже свою мать!

— Ну это я могу понять, — заметила Ирина. — Мамаша у него такая, что врагу не пожелаешь. Любой бы воспользовался случаем и забыл о ее существовании. Значит, не пускают?

— Ну да, — кивнула Анечка. — Что будем день? Доктор сказал, что подобные случаи быстро не излечиваются. Ищем нового секретаря?

Ирина задумалась. Каким бы наглым и манерным Димочка ни был, она к нему привыкла. Брать нового человека, заново его учить… К тому же Димочка работал у нее давно, был в курсе почти всех интриг и тонкостей.

— Сначала я сама к нему заеду, посмотрю, что к чему. А теперь всем работать! Если вдруг на вас напала амнезия, то сообщаю, что до конца рабочего дня ровно один час тридцать две минуты.

Сотрудники поползли к своим компьютерам, а Ирина со вздохом встала. Придется ехать в больницу. Только ноги очень болят. Она прошла в кухню, нашла там аптечку и принялась заклеивать пластырем ссадины. За этим занятием ее застал Пантелеев.

— Ирина Александровна, вы знаете о том, что французы хотят строить у нас молочный комбинат?

— Что-то слышала. А что, тебе известно что-то новенькое?

Пантелеев вытащил записную книжку:

— Пока никто ничего толком не знает, но на днях вашего мужа видели в компании с неким французским гражданином…

— Неким? Имя-то у него есть?

— Выяснить не удалось. В нашем городе он не останавливался. Они пообедали в «Приличном», причем с французом был переводчик. Потом уехали из города. Ваш супруг… то есть бывший супруг, их провожал, поэтому войти с объектами в контакт незаметно не получилось.

— Узнаю любимого, — усмехнулась Ирина. — Всегда перестрахуется, волчара… Ладно, спасибо за информацию. Работай в том же направлении. Удастся что-то выяснить, сразу скажи. Такой эксклюзив у нас с руками оторвут!