Сразу же после подписания соглашения войска Забайкальской группы возвратились в районы постоянной своей дислокации. Только 5-я Отдельная Кубанская кавалерийская бригада оставалась в Чжалайноре до возобновления движения на КВЖД, то есть до 10 января 1930 года.

За этот непродолжительный срок китайские трудящиеся успели убедиться, что советские военнослужащие совсем не таковы, какими изображала их чанкайшистская пропаганда. В последний день нашего пребывание в Чжалайноре к Рокоссовскому пришла делегация с красным знаменем и таким приветственным адресом:

«Мы, рабочие Чжалайнорских копей в составе 400 человек, выражаем свою признательность частям Красной Армии за их хорошее, заботливое к нам отношение. За все время нахождения в Чжалайноре частей Красной Армии не было ни одного случая мародерства или грубого отношения к нам красноармейцев. В знак своей признательности и благодарности преподносим вам, красным кубанцам, знамя и сей адрес».

Обратный марш в Даурию не отличался легкостью. Стояла очень холодная и ветреная зима. Колючий снег бил в лицо. Но настроение у нас было праздничным. Мы возвращались на Родину победителями.

Даурия встретила нас торжественно. При въезде в военный городок возвышалась триумфальная арка. Повсюду флаги, радостные улыбки.

Вечером для участников похода был устроен праздничный ужин. Выступая здесь, наш комбриг К. К. Рокоссовский призвал всех глубоко осмыслять полученный боевой опыт и настойчиво совершенствовать свою выучку.

А через некоторое время к нам в Даурию прибыл В.К. Блюхер. Обходя в сопровождении К. К. Рокоссовского казармы бригады, он заглянул и в расположение моей батареи. Батарея была на занятиях. На месте находился лишь суточный наряд.

Вечером дежурный доложил мне о разговоре командарма ОКДВА с комбригом.

— Это та самая батарея, которая учинила разгром крепости Шивейсян? — спросил В. К. Блюхер.

— Она, — ответил Рокоссовский.

— Я наблюдал ее действия под Чжалайнором, — сказал командарм. — Хорошо бы на очередных учениях разыграть чжалайнорский эпизод…

Не успел я дослушать дежурного, как меня вызвал командир артдивизиона И. П. Камера.

— Послезавтра учения, — объявил Иван Павлович. — Садись и слушай задачу. На фронте двести метров будет выставлено сто мишеней, каждая полтора метра в высоту и метр в ширину. Тебе следует на галопе выдвинуть батарею к рубежу, обозначенному флажками, быстро развернуть орудия и дать по мишеням залп картечью. Результаты проверит сам командарм…

Все было сделано, как приказывал И. П. Камера. В стороне, на высотке, я увидел В. К. Блюхера и К. К. Рокоссовского. После нашего залпа они верхом направились к мишеням. Артиллеристы мои заволновались. Я — тоже. Но напрасно: поражение мишеней оказалось стопроцентным.

— Да, — удовлетворенно сказал командарм. — Под картечь этой батареи попадать нельзя. Думаю, — продолжал он, обращаясь к Рокоссовскому, — мы поступим правильно, если пошлем товарища Хетагурова в Новочеркасск, на курсы усовершенствования командного состава. Пускай там поделится своим опытом.

Откровенно говоря, ехать в Новочеркасск не хотелось. «Зачем, — думал я, — мне, артиллеристу, кавалерийские курсы?»

Сказал об этом И. П. Камере.

— Чудак человек! — удивился Иван Павлович. — Слышал такую поговорку: «Ученье — свет, а неученье — тьма»?.. И потом, это же решение командарма. Он лучше знает, кому из нас что нужно…

Вместе со мной на те же курсы уезжали два командира сабельных эскадронов — Зотов и Поцелуев. Перед отъездом мы побывали у К. К. Рокоссовского. Он по-отечески напутствовал нас:

— Учитесь прилежно. Помните, курсы эти находятся под опекой нашего выдающегося кавалерийского начальника Семена Михайловича Буденного.

Ушли мы от Рокоссовского в хорошем настроении и постарались выполнить его наказ: учились не за страх, а за совесть. На курсах я основательно пополнил свои знания по общей тактике, овладел верховой ездой не хуже заправского кавалериста. Все это потом пригодилось.

В июне 1931 года вернулся в Даурию, но уже на должность командира учебной батареи.

— Подучился сам, теперь подучи других, — рассудил И. П. Камера.

Однако учебной батареей командовал я всего полгода. В декабре был получен приказ о назначении меня командиром 3-го дивизиона 2-го артиллерийского полка 2-й Приамурской дважды Краснознаменной стрелковой дивизии. Назначение это радовало. И не только потому, что меня повышали в должности, но еще и потому, что служить мне предстояло в большом городе — Благовещенске.

Артполком командовал Н. К. Иванов, а дивизией — И. В. Боряев. О них я был наслышан. Особенно о Боряеве — герое штурма Перекопа, сподвижнике В. К. Блюхера. Оба они прославились при разгроме Врангеля. Уже тогда Боряев возглавлял 132-ю бригаду, входившую в состав легендарной 51-й стрелковой дивизии.