— Здравствуйте, дальневосточник!

— Здравия желаю, товарищ командующий! — радостно приветствовал я его.

Рокоссовский, как всегда, был предельно вежлив, внимательно выслушал мой доклад.

— Ну что же, ваш командарм проявил полезную инициативу, — одобрил он. — Давайте посмотрим, как вы здесь устроились.

Я повернул обратно к Свидеру.

В течение часа Константин Константинович знакомился с системой нашей обороны. Хотел было проехать по мосту и осмотреть местность по ту строну реки. Я доложил, что мост и противоположный берег заминированы.

— Все правильно, по науке, — кивнул он и тут же спросил: — Почему не поставлены на позиции самоходные орудия?

Я ответил, что самоходно-артиллерийские полки предназначены для маневра огнем и поддержки контратак полков второго эшелона, а на позициях у нас достаточно 76-миллиметровых пушек. Они более живучи в оборонительном бою.

— Тоже верно, — согласился Рокоссовский.

Я в свою очередь попытался уточнить у него, что происходит в Варшаве. Константин Константинович помрачнел, заметно разволновался:

— Пока нам известно немногое. Есть сведения, что отряды так называемой Армии Крайовой, созданные эмигрантским правительством Польши для восстановления в стране буржуазного строя, подняли почти невооруженный народ против гитлеровских войск. Толкнули честных патриотов на явную авантюру и даже не сочли необходимым поставить в известность нас. А теперь вот просят помощи. Мы, конечно, помогаем: сбрасываем с самолетов оружие, боеприпасы, медикаменты, продовольствие для восставших. Но они-то ждут от нас большего, а на большее мы сейчас неспособны. Советские войска, ослабленные в предшествующих боях, никак не могут пробиться в Варшаву. Вы же сами знаете, что происходит на захваченных нами плацдармах…

В 47-ю армию я съездил вместе с Рокоссовским. Пробыл там недолго: уяснил обстановку, договорился о взаимодействии и вернулся на свой командный пункт.

Однако прошло несколько дней, а противник не предпринимал здесь наступления. Он лишь подверг нас сильной бомбардировке, во время которой погибли командир 19-го отдельного саперного батальона гвардии майор Гришанов, полковой инженер гвардии капитан Попов, командир стрелкового батальона гвардии капитан Рябов. Был ранен и подполковник И. Ф. Сухоруков, командовавший 242-м гвардейским стрелковым полком.

11 августа меня вызвал В. И. Чуйков.

— Хватит отсиживаться. Оставь на месте восемьдесят восьмую дивизию, а со своей дивизией ночью переправляйся через Вислу в районе Тарнова. Там войдешь в состав четвертого гвардейского стрелкового корпуса. Ясно?

— Так точно.

— Имей в виду, положение за Вислой сложное, — предупредил командующий. — Пока не осмотришься, держи один полк в своем резерве…

Переправа прошла удачно, без потерь, хотя и под огнем противника. К утру 12 августа дивизия заняла оборону на рубеже Стара, Целинов, Суха Воля, Босипов. В боевых порядках 4-го гвардейского стрелкового корпуса мы составили второй эшелон.

От населенных пунктов на плацдарме остались лишь коробки каменных зданий да полуразрушенный костел в Магнушеве. Вокруг не уцелело ни одного деревца. Впереди грохотал сильный огневой бой.

Мы поспешно стали окапываться и успели справиться с этим вовремя. В шестнадцать часов пехота и танки противника прорвали оборону на левом фланге 47-й гвардейской стрелковой дивизии и вышли к кирпичному заводу, где располагался наш 242-й гвардейский стрелковый полк. Упорный бой продолжался два часа. Совместно с 47-й дивизией нам удалось опрокинуть врага, окружив до батальона пехоты и несколько танков. За ночь эти силы противника были полностью уничтожены.

А 18 августа наша дивизия вновь была возвращена в 29-й гвардейский стрелковый корпус. Только им командовал теперь не Яков Степанович Фоканов, а генерал-майор Афанасий Дмитриевич Шеменков.

Нового командира корпуса у нас прозвали Кутузовым — очевидно, за внешнее сходство с прославленным полководцем. У генерала Шеменкова и глаз был поврежден при ранении.

29-й гвардейский стрелковый корпус находился в первом эшелоне 8-й гвардейской армии. И уже на другой день мне предстояло провести разведку противника боем. В ней участвовало по одному батальону от 242-го и 244-го гвардейских стрелковых полков.

19 августа в 9 часов под мощным артиллерийским прикрытием батальоны внезапно атаковали неприятельское боевое охранение и выбили его из траншеи. Было захвачено семь пленных. Пленные дали весьма ценные показания, позволявшие нам точно установить очертание переднего края обороны врага, раскрыть его огневую систему, выяснить, насколько укреплены господствующие высоты севернее Марьям-поля, с которых просматривались наши боевые порядки. Следовало немедленно воспользоваться этими данными, постараться развить успех разведывательных подразделений основными силами дивизии. Главный удар я решил нанести в направлении Гловачува. Лишившись этого важного узла грунтовых и шоссейных дорог, немецкая оборона должна была потерять устойчивость.