Когда она вернулась, Олег лежал на спине, забросив ладони за голову, и смотрел в небо с тающим леденцом луны. Зеленые глаза кажутся темными и загадочными, лицо неподвижно, как сама земля, на которой они расположили свой ночной лагерь, а челюсти плотно сомкнуты.

Она завопила издали:

– Ты чего? Ты чего спишь?

Он скосил в ее сторону глаза.

– Пора ехать?

– При чем здесь мы?

– А что ты хочешь, женщина?

– Им, может быть, нужна помощь!

Он фыркнул и опустил веки.

– Таким не помогаю.

Она подбежала и встала над ним, уперев кулачки в бока.

– А кому помогаешь?

– Работающим, – ответил он, не размыкая глаз. – Или тем, кто не работает по крайней молодости или уже по старости. По глубокой старости и немощи. А бездельникам да ворам…

Она вскрикнула:

– Ворам? Это ты их назвал ворами?

Послышался топот, от коней в их сторону мчался, грузно топая толстыми подошвами разношенных сапог, взволнованный Климандр.

– Вы слышали? Вы слышали?

Олег открыл глаза и с минуту всматривался в испуганного парня. Потом вздохнул и поднялся на ноги.

– Вот что, дружище… Тебя Климаксером зовут?

– Климандром…

– Вот что, Климандр, – сказал Олег отечески. – Хотя и говорят, что нельзя радоваться гибели людей, но, по-моему, нельзя радоваться гибели хороших людей. А когда вот такие гибнут, уж извини, как твои друзья, то можно и нужно. Это даже гуманно, если смотреть издали…

Барвинок подумала, что нужно спросить насчет этого слова, вечно волхв придумывает какие-то свои, а Климандр вытаращил глаза.

– Что? Они погибли?

– Да.

– Это невозможно!

– Возможно, – ответил Олег. – Земля сама иногда очищается от таких… Жаль, редко.

– Но… как?

Олег мотнул головой в сторону края пропасти:

– Пойди посмотри. Я еще не смотрел, что там и как, но иногда верить можно и женщине. Посмотри на нее – и увидишь, что и как. Боги долго терпят, но больно бьют.

Климандр ринулся к обрыву с такой резвостью, что едва не свалился, долго стоял там, а когда повернулся к ним, лицо было смертельно бледным.

– Они не могли погибнуть! – прокричал он в отчаянии.

Олег пожал плечами, подниматься и смотреть в провал и не собирался, а Барвинок сказала молодому парню печально:

– Боюсь, этот человек прав. У вас опасное занятие.

Климандр вернулся к ним, бледный и вздрагивающий. Глаза огромные, испуганные, только теперь стало видно, что он всего лишь ребенок, большой и крупный, с сильным телом и жилистыми руками, но ребенок.

– Не могли, – повторил он убито. – Как же так? Всегда все было хорошо…

– Повадился кувшин по воду ходить, – сказал Олег сочувствующе, – там ему и голову сломить. Знаешь, парень, вернись к своей работе плотника. Не потому, что там безопаснее, плотник может топор на ногу уронить или под бревно попасть, но есть работы достойные и недостойные. Быть плотником – достойно. Как и пахарем или каменщиком. А вот вором или грабителем могил…

Климандр растерянно хлопал глазами, слишком оглушенный, чтобы понимать даже простые слова, а Барвинок шипела сквозь зубы от злости, нашел когда читать мораль, самому бы что-то сказать в ответ, но умные слова, как назло, не идут в разгоряченную голову.

Наконец Климандр махнул рукой и потащился к оставленным коням. Олег мрачно посмотрел на Барвинок.

– Прямо разрываешься от сочувствия! А он в самом деле выиграл.

– Что?

– Да хотя бы коней, – сообщил Олег. – Со всей поклажей. Теперь они его. И в хозяйстве пригодятся, и вообще… можно сказать, уже человек подпорчен. Может быть, не совсем, но червоточинка уже появилась.

– Из-за чего? Что кони достались ему?

– Что достались даром, – пояснил Олег.

– И вот так сразу испорчен?

– Не обязательно сразу, – объяснил Олег дотошно. – Но когда что-то достается легко, потом не хочется добывать с трудом. Ищешь путей, как бы тоже без усилий и… много. Ну там кто-то заработал несколько монет, а ты их р-р-раз и украл! Красиво, лихо, даже похвастаться можно потом. Перед такими же… Ладно, досыпать будешь? Или позавтракаем и поедем?

Она смерила его холодным и вместе с тем удивленным взглядом.

– Чего это ты стал вдруг таким заботливым?

– Я всегда заботлив.

– Раньше ты не спрашивал, – напомнила она зло, – что хочу я или не хочу.