из Лагеря Юпитера пытаются восстановить их, опираясь на воспоминания Эллы.

Рэйчел скрестила руки:

— А другие три Оракула? Я уверена, что ни одна из них не была красивой молодой жрицей,

которую ты хвалил за... как там..."блестящие беседы"?

— Ах... – не уверен, почему, но мне показалось, будто угри превратились в живых насекомых и

начали ползать по лицу. – Хорошо, опираясь на мои обширные исследования...

— На несколько книг, которые он пролистал прошлой ночью, – пояснила Мэг.

— Гм! Один Оракул был в Эрифее, а другой жил в пещерах Трофония.

— Боги, – сказал Хирон. – Я и забыл об этих двух.

Я пожал плечами. Я о них тоже почти ничего не помнил. Они были одними из моих самых

неудачных пророческих экспериментов.

— И пятым, – сказал я, – была роща Додоны.

— Роща, – сказала Мэг, – По-другому, деревья.

— Да, Мэг, деревья. Рощи, как правило, состоят из деревьев, а не, скажем, из мороженого

Fudgsicles ( прим.: эскимо). Додона было рощей священных дубов, посаженных Богиней-Матерью

в первые дни мироздания. Они уже были древними, когда родились Олимпийцы.

— Богиня-Мать? – Рэйчел задрожала в её пиджаке из патины. – Пожалуйста, скажи, что ты не

имеешь в виду Гею.

— Нет, к счастью. Я имею в виду Рею, Королеву Титанов, мать первого поколения богов. Её

священные деревья на самом деле могут говорить. Иногда они шепчут пророчества.

— Те голоса в лесу, – догадалась Мэг.

— В точку. Я думаю, что роща Додоны переродилась здесь, в лесах лагеря. В моих снах я видел

женщину с короной, призывающую меня найти её Оракула. Я полагаю, что это была Рея, хотя я

до сих пор не понимаю, почему на ней был символ мира или почему она использовала

выражение "врубаться".

— Символ мира? – спросил Хирон.

— Большой символ из латуни, – подтвердил я.

Рэйчел барабанила пальцами под подлокотнику кушетки.

— Если Рея – титан, разве она не должна быть злой?

— Не все титаны злые, – сказал я. – Рея была нежна душой. Она была на стороне богов в их

первой великой войне. Я думаю, она хочет, чтобы мы добились успеха. Она не желает, чтобы её

роща оказалась в руках наших врагов.

Хвост Хирона дёрнулся.

— Мой друг, никто не видел Рею в течении многих тысячелетий. Её роща сгорела в древние

времена. Император Феодосий приказал срубить последний дуб...

— Я знаю, – у меня закололо между глаз. Так всегда случается, когда кто-то упоминает имя

Феодосия. Теперь я вспомнил, что хулиган закрыл все древние храмы по всей империи, по сути,

вытесняя нас, Олимпийских богов. Я сделал мишень для лука с его лицом на ней.

— Тем не менее, многие вещи из старых времён сохранились и регенерировали. Лабиринт сам

восстановился. Почему бы роще священных дубов не возникнуть прямо здесь, в этой долине?

Мэг сильнее прижалась к подушке.

— Это всё как-то странно, – сказала Мэг, тем самым подытожив наш разговор. – Итак, эти

деревья священные, все такое, но почему из-за них теряются люди?

— Ну наконец-то ты задала хороший вопрос, – надеюсь, такая похвала не вскружила Мэг голову.

– В прошлом жрецы Додоны заботились о деревьях, обрезали их, поливали и направляли их

голоса, подвешивая китайские колокольчики на их ветви.

— И как это помогало? – спросила Мэг.

— Я не знаю. Я не жрец деревьев. Но при надлежащем уходе эти деревья могли предсказывать

будущее.

Рэйчел поправила свою рубашку.

— А без надлежащего ухода?

— Голоса становились несфокусированными, – сказал я. – Дикий хор дисгармонии, – я

остановился, довольный последней фразой. Я мечтал, что кто-нибудь может записать это для

потомков, но этого никто не сделал. – Без должного ухода роща вызывала у людей безумие.

Хирон нахмурил лоб.

— То есть, исчезнувшие жители лагеря бродят среди деревьев, и они, возможно, уже сошли с

ума из-за голосов.

— Или они мертвы, – добавила Мэг.

— Нет, – я не мог вынести этой мысли, – нет, они всё ещё живы. Зверь использует их, пытается

заманить меня.

— Как ты можешь быть в этом уверенным? – спросила Рэйчел. – И почему? Если Пифон уже

контролирует Дельфы, почему остальные Оракулы так важны для него?