Шрифт:
Герцог выложил из монет несколько желтых столбиков и теперь любовно выравнивал их ладонями. Виконт ад`Конн, похоже, не особо утешился похвалой, и только раздраженно барабанил пальцами по столу, глядя на потерянное золото.
– Страстная натура. Ничего не могу с собой поделать, - вздохнул (без особого, впрочем, сожаления) де Шарни и повернулся к спутнику.
– Вы меня простите, mon ami?
Лорд Мышь неопределенно дернул плечом.
– Еще партию?
– Да, конечно. Но не только это! История, милорд. Вы выиграли золото, но задолжали нам историю.
– Я не давал никаких обещаний, - проворчал лорд Хампфри, но уже не совсем уверенно.
Выигрыш и несколько бокалов бренди, употребленных за время партии, привели его в более менее благодушное состояние.
И потом - он никому бы в этом не признался - тайна, которую приходилось хранить так долго, упорно просилась наружу. Воспоминания, связанные с пресловутым проклятьем, вовсе не бывшим выдумкой праздных сплетников, горели в воспаленному мозгу герцога слишком ярко. А ночами возвращались снова и снова - в ярких реалистичных кошмарах, от которых он с криком просыпался в липком поту и с отчаянно колотящимся сердцем. Умом Хампфри дин Брэккет понимал - легче должно стать только если он, наконец, поделится всем с кем-то посторонним.
Нельзя носить эту отраву в душе. Только ведь не расскажешь же все первому встречному?!
– Ну же, милорд!
– подначивал лютецианец.
– Всегда интересно услышать историю человека, которые, как говорят, обманул злой рок. Или даже вовсе одолел его!
– Одолел, - медленно произнес дин Брэккет.
– Да... Так и было. Но не один. Мне помог... профессионал. Лучший в своем ремесле во всем этом чертовом городе, а значит...
– ... и во всем мире!
– рассмеялся де Шарни.
– Вы les bouclates так предсказуемо эгоцентричны!
Присутствующие слегка поморщились, слыша свое прозвище из уст уроженца Лютеции, но никто не стал демонстрировать обиды. Прозвище родилось не на пустом месте, и в тайне многие им даже гордились. "Буклят" - искажение от ругательства "будь я проклят!", каким часто сыпали уранийские солдаты и офицеры, в очередной раз задавая перцу Лютеции (неважно король там правил или уже Республика) - звучало не так обидно, как "тряпичная голова" или "капустник".
– На самом деле мне не доставляет ни малейшего удовольствия вспоминать события минувшего, и тому есть причина, - решившись, сказал дин Брэккет, важно откашлявшись и отхлебнув бренди.
– Человек, обрушивший на меня проклятье, был...
Герцог выдержал драматическую паузу, обводя взглядом слушателей, дабы убедится, что те внимают ему со всем возможным интересом. И веско уронил:
– ... был моим братом.
Да, господа мои, родным старшим братом. Это странно и жутко слышать, ведь всему Блистательному и Проклятому известно, что Генрих дин Брэккет был человеком не только высоких устремлений, но и выдающихся достоинств, на которого многие старались равняться и походить. Уж я точно.
С самого детства так сложилось, что из нас двоих Генрих всегда оставался лучшим - во всем. Признавая сие, как данность, я в какой-то момент перестал ревновать его к вниманию и восторгам окружающих. Больше того, я даже нашел в себе силы смириться с тем, насколько сильнее отец любил своего первенца. В конце концов, Генрих был наследником, продолжателем рода, которому судьба предначертала превзойти родителя. А я? Ну, что я? Младший сын, лишний побег на семейном древе. Отрада матери и ее баловень. Не больше.
Повзрослев, я окончательно оставил попытки угнаться за старшим братом, и пока Генрих служил, воевал, а затем преумножал семейные капиталы и строил, просто проматывал установленный мне пансион. А когда отец умер - взялся и за свою долю наследства.
Брат тем временем старался за нас обоих, и чем больше он преуспевал, тем яснее становилось, что мне никогда не выйти из его тени. Другого молодого человека, чуть более честолюбивого или амбициозного, такое, наверное, могло бы раздавить, я же сумел все понять и принять, и никогда не держал на брата зла. Так уж повелось всю нашу жизнь - блистательный и обаятельный Генрих и маленький Хампфри, следующий за ним по пятам. "Хвостик", так он меня называл. "Мой верный сэр Хвостик".
То, что в последующем случилась меж нами - страшная трагедия нашей семьи и величайшая несправедливость, какая только могла случиться. Мой блестящий брат пал жертвой интриг и заговоров, в которых, отчаявшись, обвинил меня. Меня! Подумать только! Его дьявольская гордость и простодушие едва не пресекли нашу линию.
Хампфри дин Брэккет резко оборвал монолог и на какое-то время замолк, прижав ладонь к лицу и пытаясь справиться с эмоциями. Ему на помощь пришел барон ад`Аллет, быстро наполнив бокал бренди.
– Благодарю, друг мой, - с неожиданным теплом в голосе сказал герцог.
– Жестокая ирония судьбы: добродетели моего брата в конечном итоге и погубили его. Они же едва не стали причиной моей преждевременной смерти.
Как я уже говорил, смирившись с участью всегда быть на вторых ролях, я пустился во все тяжкие. Прожигал жизнь в кутежах, спуская семейное золото на женщин, карты и вино, причем зачастую мешая все это вместе. Брат в то же самое время успел послужить на границах протектората и теперь, как герой битв с варварами, покорял двор, заводил связи, решал проблемы и решительно примеривался к роли большого политика. Отцовский титул и состояние, которое он преумножил, подобрав хороших управляющих, которые ловко и относительно честно устраивали дела дин Брэккетов с крупнейшими торговыми домами Ура, открывали перед ним как двери, так и перспективы. Он удачно женился, и красавица-супруга в первый же год произвела на свет наследника.