— Любоваться там нечем, — сказал Джеймс. — Для меня это ох как серьезно.

Он все же взял Саймона с собой, хотя без большой охоты. Уборка после вчерашнего разгрома отняла у него бездну времени, и ему вовсе не хотелось вызвать еще один подобный спектакль. Но он тревожился напрасно. За полчаса, что они пробыли в комнате, колдун ничем себя не обнаружил. В комнате было тихо, книги стояли на полках, покрывало не шевелилось, бумаги и карандаши лежали на столе совершенно неподвижно.

Саймону надоело ждать.

— Немножко странно, что все случается, только когда ты один, — сказал он.

— Если ты думаешь, что я все это сочиняю, — сказал Джеймс ледяным тоном, — ты уж придумай что-нибудь другое. Кому же ОХОТА оставаться без пудинга и без карманных денег и чтобы все на тебя сердились?

— Ладно, ладно, — сказал Саймон. — Это я ПРОСТО ТАК говорю.

Они сошли вниз. Когда они проходили мимо кухни, у входной двери постучали.

— Открой, пожалуйста, — сказала миссис Харрисон. — У меня руки мокрые. Это миссис Верити. Я видела, как она шла по дорожке.

Миссис Верити была пожилая вдова, жившая напротив, в домике под соломенной крышей. Она жила в Лэдшеме очень давно и все про всех знала. Знала, в котором часу останавливается на углу оксфордский автобус, где живет мать почтальона, кто из молодых людей влюблен в дочь викария и куда мясник поедет отдыхать. Проще говоря, она очень интересовалась чужими делами и больше всего — своими ближайшими соседями. Много времени уделяла она и Харрисонам и навещала их не менее двух раз на дню.

— С чего она идет на этот раз? — сказала Эллен. — Сегодня утром у нее кончился сахар. Мам, почему ты не скажешь, что и у тебя тоже кончился?

— Потому что это, пожалуй, было бы бессердечно. Она одинока. И ей нечем себя занять.

— Так, может, сделает за меня уроки? — сказала Эллен, уходя в соседнюю комнату.

Миссис Верити пришла справиться, не прошел ли у миссис Харрисон приступ сенной лихорадки. А также сообщить, что на перекрестке произошла авария, но пострадавших нет, и что миссис Томпсон из угловой лавки опять ожидает ребеночка, и что сын Бертонов уже на заметке у полиции.

— Я не помешаю, душенька? — спросила она и уселась, не дожидаясь приглашения.

Миссис Харрисон сказала, что нет, и продолжала месить тесто для кекса. Мальчики не спешили уходить. Возможно, что им дадут вылизывать миску.

— А в приемной у доктора набезобразничали какие-то хулиганы. Ужас что они творят! Я слышала, будто все картотеки и бумаги разбросаны и много чего разбито.

— Возмутительно! — сказала миссис Харрисон.

— Вот именно! Хотела бы я знать, кто мог это сделать. Доктор такой приятный человек! Да, говорят, что все раскидали, но ничего не унесли. Полиция не понимает, как туда удалось проникнуть. Окна не разбиты, а дверь была на замке.

Джеймс оторвал взгляд от сладкой миски и стал прислушиваться внимательнее. Что-то разбито? Разбросаны бумаги?

Миссис Верити продолжала говорить. Поток ее замечаний и сообщений был так же непримечателен и так же настойчив, как вода, капающая из крана. Джеймс видел, что мать нервно поглядывает на часы. Случалось, что миссис Верити, удобно усевшись, не трогалась с места час и дольше. Но она вдруг замолкла и вздрогнула.

— Что это? Стало вдруг холодно. У вас тут не сквозняк, душечка?

Зашелестели занавески. Где-то хлопнула дверь. Что-то упало со стола.

— Да, такой у нас дом, — сказала миссис Харрисон. — Отовсюду дует.

— Ох уж эти старые дома! Столько щелей! Как их законопатишь? А что с вашей собакой? Отчего она так беспокойна?

— Она чует мышь, — сказал Джеймс.

Это обратило на него внимание миссис Верити. Перед тем она едва ли замечала мальчиков. Сейчас она стала рыться в карманах в поисках конфет, словно мальчики были некими не вполне безопасными животными, которых необходимо задабривать.

— Хочешь тянучку, милый?

— Да, спасибо.

— Скажи, это не на вас двоих так сердился викарий? На кладбище. За то, что вы ходили по стене?

Мальчики взглядами выразили вежливый интерес, но вместе с тем и полную свою непричастность. Миссис Харрисон перестала месить тесто для кекса и пристально на них посмотрела.

Джеймс прилепил тянучку к нёбу и произнес не очень внятно:

— По той высокой стене?

— Да. Ведь оттуда свалиться не дай Бог.

— Мы бы побоялись так высоко лезть, верно, Саймон?