Джеймс опять смочил тряпку, на этот раз в луже, и положил ее на седло велосипеда Эллен. Затем направился к дому Саймона, на другом конце улицы, ближе к Главной.

Найти Саймона оказалось нетрудно. Он лежал растянувшись на каменной стенке. Его очкастое лицо смотрело сверху на Джеймса, как смотрел бы добродушный совенок.

— Привет, — сказал он дружелюбно и совсем непохоже на человека, который только что сыграл такую шутку. Разве лишь он очень искусный актер.

Джеймс растерялся. Некоторое время он с сомнением разглядывал Саймона, потом сказал, менее уверенно, чем собирался:

— Очень смешно. Ха-ха!

— Что? — спросил Саймон.

— Очень смешно. То, что ты написал на доске моей мамы. Очень остроумно.

— Погоди-ка, — сказал Саймон. Он снял очки, которые были облеплены грязью, и протер их о рукав рубашки. Чтобы лучше понять, ему надо было яснее видеть. Снова надев очки, он спросил: — На какой доске?

— Сам знаешь.

— Нет, не знаю.

— На той, что выставлена у нашей калитки.

— Да в чем дело? — спросил Саймон, слезая с ограды.

— Сейчас я уже стер. Карандаш у тебя есть?

Саймон порылся в кармане и достал этикетку от шоколада и слегка обгрызенный фломастер. Джеймс приложил этикетку к кирпичу и постарался вспомнить, что было написано на доске.

— Вот что!

Саймон внимательно вгляделся.

— Это не я, — сказал он. — Честно. Во-первых, я даже не знаю, что это значит. Разве только «колдовство». «Врачеванiе» — так в старину называли лечение. Ну, а «обретенiе» — это, кажется: что-то найти. Но все равно, — продолжал он с обезоруживающей прямотой, — я бы не знал, как они пишутся.

— А они написаны неправильно, — сказал Джеймс.

— В самом деле?

Джеймс разглядывал Саймона. Одним людям веришь, что бы они ни сказали, другим нет. Он чувствовал, что Саймон принадлежит к первым.

— Честно? — спросил Джеймс. — Можешь поклясться?

— Клянусь.

— Кто же, как ты думаешь? Кто-нибудь из ребят?

— Не знаю, — сказал нерешительно Саймон. — Может, и они. — Он явно терял интерес к этой теме. — А на ваши яблони я лазил. Когда вы еще не приехали. Никто не видел. Случалось и яблоко съесть. Самые лучшие на крайнем дереве.

— Знаю, — сказал Джеймс. — А хочешь покажу, какую я вырыл яму? Пошли!

Они вместе пошли по улице. У калитки Джеймс подозрительно взглянул на доску, но там все было в порядке. За калиткой сидел Тим; он глядел на окно комнаты Джеймса и злобно ворчал.

— Что ты там видишь, Тим? — спросил Джеймс.

— Он говорит, что там кто-то есть, кто ему не нравится.

— Там моя комната. Наверное, дуры-девчонки забрались. Эллен всюду сует свой нос. Вот я сейчас!.. Нет, не сейчас, а то мы не успеем с ямой.

Над ямой они приятно провели около часа и придумали, как обойти корень. Потом лазили на деревья и открыли новый путь для восхождения по северному склону самой большой из яблонь. Наконец они улеглись в высокой траве и съели столько яблок, сколько сумели, а огрызки бросали Тиму, который съедал их не потому, что находил вкусными, а потому, что эта собака научилась никогда не упускать случая, чтобы потом не жалеть.

— Мне пора, — сказал наконец Саймон.

— Пока. Бывай.

— Бывай.

На ужин была цветная капуста с сыром, которую, Джеймс не очень-то любил. Он попытался украдкой поделиться ею с Тимом, сидевшим под столом. Но Тим, должно быть, объелся яблочными огрызками. Он отверг угощение и стал беспокойно кружить по кухне, чем-то озабоченный. Потом, ворча, выбежал в сад.

— Закрой кухонную дверь, Джеймс, — сказала миссис Харрисон. — Очень сквозит. В этом доме, к сожалению, всюду сквозняки. Мне все время дует в ноги.

— Вот у Джулии всегда тепло, — сказала Эллен. — У них центральное отопление.

— А мне пусть лучше тараканы, чем центральное отопление, — сказал Джеймс. — Или даже мыши, — добавил он, но про себя. О них лучше молчать, а то еще вздумают поставить мышеловку.

— На тебя похоже, — сказала Эллен. — Знаешь, мам, он себе нашел такого же. Даже еще грязнее, если это возможно. Они вместе лазили на яблоню.

— Вот и отлично, — сказала миссис Харрисон. — Теперь оба вы обзавелись друзьями.

Джеймс вспомнил, что еще не рассчитался с Эллен, и обвинил ее в том, что она вторгалась в его комнату. Эллен, громко и возмущенно отрицая это, заявила, что ее и мертвую туда не затащить. Джеймс сказал, что она все-таки там была, он это знает ТОЧНО. Нечестно! Оба воззвали к матери.