— Спасибо, что сделали что можете.

У Ариэль глаза распухли и блестели, как от шока после боя.

— Да чего там. Ну, тут бригада экстренной хирургии лучшая во всей стране. И это не только мое мнение. — Он быстро глянул на Кочевника, который сгорбился в кресле, закрыв лицо руками. — Держитесь, — сказал он и вышел, закрыв за собой дверь.

Какое-то время все молчали. Потом Терри тихо выдохнул:

— Вау.

Это было выражение коллективной неспособности воспринять факт, что Гений-Малыш лежит на операционном столе и хирурги стараются сохранить ему жизнь. И вообще все так устали, что едва могли шевелиться. Это был дурной сон, а внутри его — еще худший. Сколько времени Джордж истекал кровью, пока его не увидел сторож стоянки, до сих пор неизвестно, хотя полиция считает, что прошло секунд десять — пятнадцать. Сторож позвонил девять-один-один, сообщил, что здесь лежит человек без сознания и на груди у него кровь. Когда с воем подъехали «скорая» и первая полицейская машина, Кочевник вышел через служебный вход «Фортунато» посмотреть, где там Джордж, и услышал сирены. Он потом сказал Ариэль, что почувствовал, будто нож ему вспарывает живот, потому что понял: с Джорджем беда.

В больнице Кочевник позвонил Эшу на сотовый и услышал: «Сейчас я не могу ответить, но…»

— Да отвечай ты, кретин дубоголовый! — заорал Кочевник в трубку. — Это Джон Чарльз! Возьми трубку, мать твою!

— Эй, выбирай выражения! — Сквозь сильный акцент Эша пробивалось резкое возмущение. — Ты понимай, с кем ты…

— Молчи и слушай!

Это был приказ Императора, и Эш затих.

Он едет в Тусон и прилетит либо дневным самолетом, либо, самое позднее, в понедельник утром. Тем временем он позвонит родителям Джорджа в Чикаго. Голос у него был ошеломленный, и когда он спросил Кочевника: «Что там происходит?» — было понятно: он спрашивает, почему двух членов группы «The Five» срезали пулями, а на это вразумительного ответа не было.

Кочевник отнял руку от лица. Перед ним стоял Терри.

— Может, нам надо помолиться за Джорджа? — сказал Терри и посмотрел на Ариэль и Берк в поисках реакции. — Как вы думаете?

— Я думаю, надо, — согласилась Ариэль.

Кочевник закрыл глаза, мотнул головой и снова закрыл лицо ладонями, чтобы не было видно страдания.

— Я вообще-то неверующая, — сказала Берк.

— А на секунду не можешь стать? — спросил Терри, но Берк отвернулась.

Терри подошел и сел рядом с Ариэль, они взялись за руки, свели их вместе, и Терри начал:

— Отче наш…

Берк встала и вышла.

Когда молитва закончилась. Кочевник выпрямился в кресле, потер виски. Если бы он вышел вместе с Джорджем к машине, этого бы не было. Может быть. Если бы, если бы…

— Джон!

— Чего еще?

Кочевник поднял глаза.

Терри придвинул стул, сел напротив.

— Ты веришь в Бога?

— Нет. Я верю в себя. — Свет лампы давал блик на ленноновских очках Терри. — Бог — это миф, чтобы люди не шарахались от смерти. — Терри молчал, будто ждал других слов. — Послушай, — сказал раздраженно Кочевник, потому что и Ариэль тоже на него смотрела, смотрела с ожиданием, как когда они писали вместе очередную песню и она ждала от него строчки. — Я хочу отдохнуть. Можно оставить меня в покое?

— Я просто спрашиваю.

— А ты не спрашивай.

Терри начал отодвигаться вместе со стулом, но вроде бы передумал. Сделал долгий вдох, будто собираясь с духом.

— Чего ты от меня хочешь? — спросил Кочевник, снова на грани слез или ярости. — Чтобы я встал на колени и молился о жизни Джорджа? Чтобы я обещал, что буду хорошим мальчиком или еще что-то типа того, и тогда Джордж выйдет из операционной живым? — Он почувствовал, как рот начинается дергаться в оскале. — Такого не бывает. Молитвой к мифическому существу это не делается. Джордж либо выживет, либо нет. Ясно? И вообще… Если даже Бог не миф, какое Ему дело до Джорджа? До кого-нибудь вообще в этой комнате, в этом городе, на всей этой блядской земле? А?

— Не знаю, — ответил Терри, но так, будто уже много раз задавал себе эти вопросы сам. Много раз.

— Еще бы тебе знать. — Кочевник глянул на Ариэль в поисках поддержки, но она смотрела в пол. — Никто не знает, и уж точно — не все эти гадские проповедники. Так о чем мы тут вообще говорим?

Лицо Терри было бесстрастным. Он уже приготовился сделать то, что хотел.

— Можно рассказать одну историю?

— Что за историю?

— Правдивую. Нечто реальное, что случилось со мной в церкви приблизительно…

— Ой, блин! — скривился Кочевник. — Слушай, не надо, а?

— Терри! — Голос Ариэль прозвучал тихо, но твердо. — Можешь мне рассказать.

Терри кивнул, но когда заговорил опять, смотрел на Кочевника.

— В церкви приблизительно на сорок миль к северо-западу от Оклахома-Сити. В городке под названием Кингфишер. Я вам когда-нибудь рассказывал про своего отца?

Кочевник молчал.

— Ты нам говорил, что у него мебельный магазин, — сказала Ариэль.

— Не просто мебельный магазин. А «Белый рыцарь». Сеть магазинов — «Белый рыцарь, дешевая мебель». Две точки в Оклахома-Сити, четыре еще в штате. Одна в Литтл-Роке и одна в Сент-Луисе. Мой отец — человек небедный. В смысле дело начинал еще его отец, но раскрутил уже он. Он работяга. Пашет как трактор. Но это его и меняет, я вам скажу. Когда на тебя работает столько людей и все послушно дергаются по твоему приказу… это превращает тебя в самодура, который привык, чтобы все было по-твоему. Вот таким он и был, пока я рос. «Делай, как я говорю, или пинок под зад». Я понятно излагаю?

— С каждым такое было, — заметил Кочевник.

— Ну да. Слыхал ты такое: «Будь добр с каждым, кого встречаешь, потому что каждый ведет свою битву»? — Терри замолчал, ожидая ответа, но Кочевник не сказал ничего. — Своя битва была у моего отца. У его отца — своя, и так далее. Но получалось так… что Клейтону Спитценхему «нет» не говорят. Белый рыцарь просто не услышит. И вот мне было семнадцать, а на пианино я учился играть с десяти, и я сказал отцу, что хочу быть музыкантом, потому что музыка, ну… она просто говорит со мной, она мне как пища. Сказал, что хочу писать музыку. Связаться с какой-нибудь группой, может, самому ее создать. И вы думаете, он меня слушал? Или слышал? — На губах Терри появилась невеселая усмешка. — Так не думайте. Он сказал, что это у меня возрастное и пройдет. «Ты еще не знаешь, что для тебя хорошо. Оглянись вокруг, — сказал он, — и увидишь: все, что у тебя есть, пришло из бизнеса, от которого ты отворачиваешься. Семейного, — сказал он, — бизнеса. Ты должен понять, что твое место в семье».