Шрифт:
За столом были одни только дети, без взрослых, и много ситра в бутылках.
Оказалось, что именинница тоже будет учиться в нашем классе. Она походила на Мальвину из Золотого Ключика, только волосы не локонами, а прямые.
Красивая девочка начала делиться воспоминаниями, что там, где они жили раньше, она была королевой двора, а мальчики как бы её пажами.
Наверное, я простудился на каникулах и приступил к учёбе позже остальных, потому что не понял что происходит в то утро, когда я наконец-то пришёл в класс.
Уроки ещё не начались и вслед за мной в дверях появилась недавняя именинница. Как и остальные школьницы она была одета в стиле королевы Виктории – коричневое платье с кружевным воротничком и чёрный фартучек с пышными лямками на плечах.
Ступив через порог, она остановилась и выжидающе замерла.
Тут и раздался многоголосый крик:
– Корова двора!
Она уронила портфель на пол и охватив руками голову побежала по проходу между партами на своё место, а все – и мальчики и девочки, загораживали путь, что-то вопили ей в уши, улюлюкали, а Юра Николаенко бежал следом и тёрся сзади как собачка, пока она не села за парту.
Гам улёгся лишь когда в класс зашла учительница с вопросом «что тут творится?!», видно она понимала не больше моего.
Девочка выбежала даже не подобрав портфеля.
На следующий день у нас было классное собрание, но без той девочки. Вместо неё пришёл её папа с красным лицом и кричал, что мы негодяи и щиплем её за груди, даже руками на себе показал как.
Потом классная руководительница говорила, что пионерам не к лицу травить своих одноклассников, таких же пионеров. И мне стало стыдно, хоть я не щипал и не травил.
Красивая девочка больше не пришла в наш класс. Наверное, её перевели в параллельный.
( … толпа – это зверь, не знающий пощады, как сказано в поэме Аветика Исаакяна, но я это увидел ещё до того как её прочитал …)
Впрочем, индивидуальная жестокость не намного лучше и меня глубоко царапнуло зрелище материнской педагогики случившееся по весне во дворе Квартала.
Послеобеденный двор был пуст и в него между нашим и соседним домом вошла женщина, направляясь к домам на дальней стороне. За ней с плачем бежала девочка лет шести, она протягивала к женщине руку и охрипшим от рёва голосом повторяла один и тот же вопль: «мамочка! дай ручку!»
Женщина шла не останавливаясь и лишь иногда оборачивалась на ходу и тонким прутом стегала по протянутой к ней руке. Девочка вскрикивала, но руку не убирала и не переставала повторять «мамочка! дай ручку!»
Они пересекли двор и зашли в свой подъезд, оставив меня мучится неразрешимым вопросом: разве могут в нашей стране быть такие фашистские мамы?
Между левым крылом здания школы и высоким штакетником, что отделял территорию школы от леса, располагались грядки пришкольного участка.
Вряд ли суглинок вперемешку с иссохшей хвоей, осып'aвшейся с редких внутридворовых сосен, способен принести какой-то урожай.
Однако, когда в классе объявили всем явиться на воскресник для вскопки грядок, я пришёл в назначенный утренний час выходного, хотя погода была пасмурной и мама меня отговаривала.
Всё оказалось, как она говорила – во всей школе ни души.
Но может ещё подойдут?
Мне не хотелось торчать перед запертой дверью здания и я спустился в нижнюю часть школьной территории к одноэтажному корпусу мастерских и нашего класса.
Напротив корпуса находился приземистый кирпичный склад с двумя воротами – оказывается, на его крышу можно взобраться сзади, с близкого откоса крутого взгорка.
Крышу покрывал чёрный рубероид.
Пустая, чуть покатая крыша.
Я обошёл её. Постоял. Обернулся к пустому школьному двору.
Никого.
Ладно, подожду ещё чуть-чуть и уйду.
Тут выглянуло солнце и ждать стало веселее.
А потом я заметил, что от чёрной крыши местами подымается лёгкий прозрачный парок.
Солнце греет, догадался я.
Более того – по рубероиду стали намечаться просохшие участки. Они ширились, соединялись между собой, разрастались.
Меня захватило это расширение солнечных владений.
Я знал, что уже никто не придёт и мне можно уходить, но пусть ещё вон там влажный рубероид станет серовато-сухим, а вон тот островок дорастёт до самого края.
Я вернулся домой к обеду и не стал объяснять маме, что солнце меня завербовало в свои сподвижники.
Ближе к лету папа собрался пойти на рыбалку за Зону и он согласился взять меня с собой, если накопаю червей для наживки.