Также весьма показательно, что Гнёздово — единственное место, где наблюдается большая концентрация «славянских» круглых курганов с трупосжиганием. Это поселение, в жизни которого важное место занимали шведские викинги (46), было своеобразным центром формирования «древнерусского» (= «славянского») населения Смоленщины. Такие же торгово-ремесленные центры (Полоцк и другие города) [128] с их населением были весьма существенным фактором распространения древнерусской курганной культуры в «готовом виде» в деревенских околицах. Кстати, существенно то, что культура длинных курганов как реликтовое явление прослеживается почти через весь X век в материальной культуре полоцких кривичей. В целом видно, что в Полоцко-Витебском Подвинье каждая очередная группа памятников дольше сохраняет некоторые элементы предыдущей культуры, чем в Смоленском Поднепровье.

Один из основных элементов теории о миграции кривичей с запада — фонетические особенности современных диалектов (в частности псковских), которые объединяют их с «ляшскими» наречиями. Как полагают лингвисты, ряд диалектных черт действительно отражает то состояние, когда кривичский племенной язык вместе с северными западнославянскими диалектами составлял единый лингвогеографический ареал. [129] Однако наличие таких же архаических особенностей в прусско-ятвяжско-южнолитовском ареале, с которыми стыкуются некоторые древнекривские черты, позволяет связывать их не только с северной западнославянской диалектной зоной и никак не может свидетельствовать исключительно об их «западнославянском» происхождении.

Археологическо-лингвистический анализ разрушает тезис о миграционной волне кривичей с запада вдоль Балтийского моря, а архаические явления в псковских диалектах находят объяснение через балтский (в какой-то степени — через финский) субстрат. Существование определенных характерных черт фонетики в современных беларуских диалектах позволяет определить территории, славянизированные через языковые контакты, а не через миграции — сюда входит весь кривичский ареал в Беларуси, который к тому же оказывается эпицентром возникновения и распространения типичных черт беларуского языка: дзеканья, цеканья, аканья, гэканья и других.

Надежно верифицировать допущение об отсутствии значительного влияния славянских миграций на формирование этнического облика кривичей помогают материалы физической антропологии.

Генофонд определенного этноса часто оказывается стабильнее его языка и культуры. Антропологические материалы позволяют с большой степенью вероятности считать современных беларусов прямыми потомками местного древнего населения. Антропологическое изучение беларуского этноса за последние 25–30 лет «позволило предложить концепцию преемственности его исходной генетической информации на протяжении 100–150 поколений, то есть, задолго до вероятной колонизации этой территории восточными славянами».

Истоки этой преемственности достигают не только протобеларуских племен кривичей, дреговичей, радимичей и других, но даже палеоевропеоидного расового сообщества эпохи неолита. Специалисты обращают внимание на «единство физического облика западных кривичей, радимичей и дреговичей, сходство их со средневековым летто-литовским населением», что расценивается «как проявления единого антропологического субстрата».

В. Бунак, изучая краниологию (черепные показатели) давнего населения Восточной Европы, классифицировал долихоцефальный (длинноголовый) тип кривичей как древнюю форму балтийского типа северноевропеоидной расы, распространенной от правобережья Днепра до Балтийского моря.

Г. Дебец, который исследовал черепа из захоронений кривичей, дреговичей и радимичей Х-ХІІ веков, констатировал отсутствие между ними реальных различий, а также отметил их весьма большое сходство с серией черепов из Люцинского кладбища (Латвия). На основании этого автор утверждает, что включение территории современной Беларуси в круг славянских культур не сопровождалось какими-то значительными переселениями, а происходило через окультурацию.

Т. Трофимова приобщала полоцких кривичей к долихоцефальному широколицему типу и, отмечая его связь со Средним и Верхним Поднепровьем и Прибалтикой, считала этот тип реликтовым, известным по крайней мере с эпохи бронзы. Р. Денисова признала весьма вероятным происхождение долихокранных [130] широколицых племен первой четверти II тысячелетия на территории Беларуси от местных племен культуры шнуровой керамики, которых можно считать протобалтами.

Т. Алексеева, также присоединяя полоцких кривичей к длинноголовому достаточно широколицему типу, утверждала:

В своих последних публикациях Т. Алексеева уже допускает, что носители первых славянских культур — пражско-корчакской и пеньковской, вероятно, тоже относились к длинноголовому широколицему типу. Однако наличие на значительной территории этих культур балтской гидронимии и размещение этого типа именно в северной части праславянского пространства, прилегающего к ареалу летто-литовских племен, свидетельствует скорее в пользу более раннего вывода исследовательницы (см. цитату) и позволяет ставить вопрос о выделении балтского антропологического субстрата у носителей первых праславянских археологических культур.

На территории Полотчины были найдены и более грацильные черепа, что дало основания назвать всю суммарную кривичскую серию среднелицей, однако исследование новейших материалов этого не подтвердило, засвидетельствовав на пригодных для измерения экземплярах принадлежность полоцких кривичей именно к долихокранному широколицему типу. [132]

Между тем ранее В. Седов на основании изучения краниологических материалов не нашел значительных различий между широколицыми и среднелицыми сериями курганных черепов Беларуси. Он объединил полоцких и смоленских кривичей, дреговичей и радимичей в одну группу, отличительную длинноголовым среднелицым типом, и отметил, что территория его распространения «в эпоху раннего средневековья в деталях совпадает с ареалом днепровских балтских племен, определенным по сообщениям гидронимии и археологии».