Привычный и стабильный мир начинает исподволь трескаться, и в него просачиваются страхи из прошлого, принимающие весьма странные формы. А потом ты сам, влекомый своим фатальным любопытством и вечной самоуверенностью, проваливаешься туда, откуда в Институт, лишившийся своего Сердца, втекло мартовское безумие. И ничто уже не будет как прежде. А если ты подбираешь на обочине дороги неразговорчивого бездомного подростка и предлагаешь ему остаться жить у тебя - будь готов вообще к чему угодно.
Новинки и продолжение на сайте библиотеки https://www.litmir.me
====== 1. Колодцы памяти ======
… Шарля Моллара я, после сорока минут поисков, обнаружил в девятом корпусе на девятом этаже сидящим под дверью туалета на табуретке и читающим журнал «Vanity Fair». Это зрелище убило меня наповал. У меня даже слова нашлись не сразу.
Заметив, как я маячу возле лестницы с лунным видом, Моллар приложил палец к губам и жестами велел если и разговаривать, то очень тихо.
– Шарль, ты что, увлёкся нумерологией? – я подпер собой безотносительно чистую стену цвета переспелой хурмы. – Говорят, тебя вчера заловили за попытками проникнуть в восьмой корпус на восьмой этаж, а неделю назад ты шастал в центральном здании в цоколе…
Моллар загадочно блеснул очками и указал глазами на дверь в туалет.
– Это должно остаться между нами, Сао, – тихо, но внятно произнёс он. – Потому что это всё – ненаучные и недоказанные факты, и всякие реалисты типа Окады непременно поднимут меня на смех. Боюсь, что даже ты не сможешь среагировать адекватно, Седар, хотя ты уже двадцать лет в нулевой физике и одиннадцать из них в нулевой физике Антинеля. Ну что, рассказывать?
– Да, да! – этими вступлениями и постоянными взглядами на дверь Моллар заинтриговал меня окончательно. Шарль поправил на вздёрнутом носу круглые очки и прошептал:
– Тогда давай отойдём подальше. На кухню, например, там сейчас никого нет и оттуда можно продолжить следить. Я не хочу и сегодня вернуться домой не солоно хлебавши.
Одуревая от любопытства, я вслед за Молларом проник на общую кухню, где смачно и непререкаемо пахло гороховым супом, и лилась в оцинкованную раковину рыжеватая водичка из плохо прикрученного крана. За окном свирепствовала вьюга.
– Началось всё, как ни странно, с бабуси уборщицы из административного здания, – Моллар оседлал кривоногий стул и уткнул подбородок в скрещенные на спинке руки.
– Она выловила на крыльце Окаду и начала жаловаться, что кто-то пораскидал её метлы в подвальчике. Окада куда-то шибко спешил, так что он просто стряхнул с себя бабусю и пообещал ей во всём разобраться и кого-нибудь наказать. Да не дослушал самого интересного. На двери подвальчика висит многопудовый архаичный замок, а единственный ключ от этого замка бабуся носит на шее, на верёвочке. У неё там, помимо мётел и тряпочек, хранится самогонный аппарат для дачи взяток натурой коллегам-сантехникам, и попасть в подвальчик так же нереально, как дозвониться в наш ЖЭУ. Выводы будут?
– Будут. При определённой компоновке граней при Волне даже локального масштаба можно попасть хоть в спальню к ла Пьерру, – я пожал плечами и скромно сознался, – по крайней мере, у меня это получилось.
– Да-а? А ты вспомни схему административного, и конкретно место подвальчика на ней.
– Ой, ёлки… – я подпёр щёку кулаком и впал в глубокую задумчивость. Подвальчик был в одной из самых стабильных зон.
Шарль пошевелил носом, как мышь, и продолжил излагать:
– Меня ещё тогда это серьёзно задумало. Через два дня в «Еду» к Каренье пришла зарёванная Линда Глебофф, упала лицом на стойку и, нервно вздрагивая, рассказала, что неведомая сволочь вырвала и унесла в неизвестном направлении три галогеновые лампы с лестничной площадки второго этажа. При этом сволочь действовала очень быстро и уложилась в пару минут: когда Линдуся спускалась в холл класть деньги на телефон, лампы были, а когда она пошла наверх, их уже выдрали.
– И Волны, я так понимаю, самописцы в помине не регистрировали? – убито догадался я.
– Правильно говоришь, Сао, – тёмные глаза Моллара зловеще сверкнули. – У меня уже в это время возникли мысли о цикличности и прочих взаимозависимостях, но я, честно говоря, ещё не очень верил. А поверил, когда у девчонок-северянок на третьем в холле общаги за одну ночь зацвели все растения, в том числе и те, что не цветут в принципе. Одинаковыми серо-белыми цветками с пятью лепестками и запахом полыни.
– Точно, мне Ксандья рассказывала, но я решил, что она мне лапшу на уши развешивает, даже сходить проверить поленился, – покаялся я печально, и вдруг вспомнил, – а вот у нас в корпусе ничего такого не произошло…
– Это тебе так кажется, – зловеще изрёк Моллар. – А ну-ка, вспомни, что у вас на лестнице на четвёртом этаже?
– Э… дай вспомнить… А-а, туда Тангрен лет пять назад поставил свой старый шифоньер, ему надоело об него спотыкаться у себя дома. Он же сам на четвёртом в угловых комнатах живёт. А потом какие-то криворукие товарищи сломали замок в двери на лестницу так, что она вообще открываться перестала, и её кирпичом заложили. Тангрен очень расстраивался, он только-только решил втащить шифоньер обратно домой, потому что ему дали ещё одну комнату, и у него появилось место для шкафа…
– Так вот! – торжественно сообщил Моллар, – скоро твой Тангрен расстроится ещё сильнее, потому что на четвёртом этаже никакого шифоньера больше нет, зато там теперь привинчена какая-то левая красная люстра…
– ?.. – окосел я от такой заявочки.
– Честно говоря, у меня самого волосы дыбом встали, когда я обнаружил вместо засиженной мухами лампочки этот кровавый привет, – сознался Моллар и почесал в затылке.
– И уж после этого я решил подглядеть, кто или что совершает все эти загадочные штуки. Но уже пятый день, а результатов у меня кот наплакал. Вчера меня вообще не пустили в восьмой корпус, сказали, что туда можно только по спец. допуску...