Апрельское море не отличалось теплотой, а уж после шторма, когда под действием волн поднимаются холодные слои воды, и вовсе говорить о комфортном пребывании в нем не приходилось, тем более на протяжении нескольких часов. Как с трудом удалось выяснить, судно, шедшее из Триполи в Одессу, переломилось и ушло под воду где-то в третьем часу ночи, значит, в воде моряки находились более пяти часов, что уже само по себе удивительно, как они еще не погибли от переохлаждения. Когда их вытащили, кожа была белая как простыня, губы же наоборот были синюшного цвета, а зубы отбивали барабанную дробь. У одного была сломана рука, остальные же отделались легкими ушибами. Хорошо хоть потерпевших кораблекрушение отвезли сразу в медблок, а не стали заниматься самодеятельностью, как предлагал один из рыбаков, насмотревшийся в свое время сериалов про медиков. Аня его еле выгнала из отделения, а тот все продолжал кричать, что найденных людей нужно срочно в горячую ванну поместить – так, мол, они быстрее согреются, а все увещевания, что при таком лечении пациенты отдадут Богу душу ну никак не хотели слышаться. Пришлось просить военных помочь препроводить «знатока» на улицу. Аня даже вздохнула с облегчением, когда в коридоре воцарилась относительная тишина, вспомнив к случаю, как в травматологии, где она впервые проходила практику во время обучения в городском медицинском колледже постоянно привозили всяческих алкашей, бомжей и прочих ассоциативных элементов. Так вот случаи бывали разные, впрочем, как и сами пациенты. По началу молодая студентка шарахалась от таких, но потом ей посоветовали, к кому обращаться за помощью в сложных ситуациях. Дежурили там шкафы с кулаками величиной с чью-то голову и ушлые тётки-санитарки. И не приведи Господи кто-нибудь из пьяных упырей пытался права качать или медсестер обижать, полагая, что медик - терпила по жизни... 

Аня до сих пор помнила, как одного из них, после его попытки ударить привезшую его девочку-фельдшерицу, уволакивали в тёмные глубины коридора за ногу. Буднично так. Без сознания. По кафелю оставался размазанный кровавый след, а тётка-санитарка шла за телом и подтирала эту дорожку, бормоча что-то про "отэтосукапонажираецаивапще". Этих санитаров любя называли «гестаповцами» и в случае чего бежали именно к ним за защитой.

Вот бы сюда сейчас такого! Хотя большинство пациентов все же люди спокойные, а маргиналов и бомжей и вовсе зомби пожрали, но порой казалось бы приличный человек начинает вести себя как последняя скотина, и тогда Аня с тоской вспоминала «гестаповцев» и втайне желала, чтобы хоть один крупный мужчина согласился бы поработать санитаром.

– Быстрее! Принесите одеяла и их нужно переодеть в сухое, так они никогда не согреются! – раздавала команды Аня, одновременно с тем осматривая потерпевших и чуть ли не подпрыгивая от нетерпения – новая смена, которая должна была вот-вот подойти, все никак не являлась, и Аня просто разрывалась, не успевая уделять должное внимание всем.

Все же военные быстро сориентировались. Когда на подкорке головного мозга забито подчиняться старшему по званию, то тут даже на секунду не задумаешься о том, что сейчас тобой распоряжается обыкновенная медсестра. Пусть и с хорошо поставленным голосом.

– С таким голосом, - заметил средних лет прапорщик, в меру пузатый со смеющимися глазами, - только в офицеры идти, распоряжения выдавать. Никто не останется безучастным.

– Что? – переспросила Анна Михайловна, не поняв, к чему клонил этот дядька с перекинутым через плечо автоматом, висевшем на грязно-коричневом ремне.

– Я говорю, вы не думали в новообразовавшееся военное училище идти? Вон, набор объявили.

– Я? – удивилась Аня, одновременно с тем проверяя отметку, близ которой остановился ртутный столбик термометра у одного из пострадавших. – В военные?

– А что вас так удивляет?

– Нет уж, спасибо. Я уж лучше останусь на своем месте. Да и, если честно, если все пойдут в солдаты, кто лечить и учить будет?

– И то верно... – почесал затылок дядька. – Я об этом что-то не подумал. А ты по какой части в медицине, сестричка? Может, мне поможешь…

– Я? – Аня записала показания в карту и, протерев градусник, всунула его другому под мышку, засекая одновременно с тем время на часах. – Я по женской части. Так что вам, к сожалению, помочь не смогу – здесь я только на подхвате. А если вас что-то беспокоит, то вы обратитесь в дни приема – вас посмотрят и лечение при необходимости назначат.

– А-а-а… - многозначительно протянул дядька, а тут и солдатики вернулись с охапкой казенных одеял и больничной темно-синей пижамой, что выдала сестра-хозяйка.

– Так, ребята, помогите мне… Раздевайте этих интуристов и переодевайте в сухое, и одеялом их укрыть потом не забудьте… - выдала распоряжение Аня, когда в помещение вошел главврач медсанчасти – Смальцев Иван Сергеевич.

– Анна Михайловна, что это у вас тут за полюдье? – оглядываясь на пребывающую толпу народа, недовольно нахмурился он.

– Иван Сергеевич… - подскочила Аня. – Вот, доставили моряков, потерпевших кораблекрушение.

– Кораблекрушение? – повторил главврач непривычное слово. Все же на дворе был двадцать первый век, а никак не восемнадцатый или когда там происходили действия книги «Дети капитана Гранта»? – Хм… А что? Где? Как?

– Грузовое судно в шторм попало… Ну это насколько мы можем судить, - пояснил все тот же прапорщик. – Эти… узкоглазые… толком ничего еще не сказали. Курлычат там что-то на своем. Их бы хоть как-то разговорить, чтобы понять, кто они да откуда…

– Да они сейчас и говорить-то не в силах, - тут же пояснила Аня. – Почти пять часов в воде болтались.

Главврач перевел взгляд на мертвенно-бледных то ли малазийцев, то ли корейцев, то ли китайцев – фиг их разберешь, когда они все на одно лицо – мелкие, узкоглазые, смуглые. Хотя из-за переохлаждения кожа приняла цвет какого-то неестественного сероватого оттенка.

– Так они вообще ничего не сказали?

– Нет, - покачала головой Аня. – А если что-то и говорят, то на своем тарабарском – ничего не понятно. Пыталась с ними на английском поговорить, но они отвечали с таким адским акцентом, что я сама потерялась.