–Мне кажется, это я сам на него и ответил.– Проворчал Отец.

–Какая разница. Сам или твоими устами отвечал я. Я буду ожидать отправного момента в условленном месте и времени. Остальное– дело техники. Мои парни щелкнут темпоральным реле, и прощай Отец, прощай двадцать первый.

–Может, кто-то и будет следить за твоим отправлением?– Недоверчиво спросил Отец.– Ну, чтобы увериться в успехе?

Отец хотел своим нехитрым вопросом узнать, есть ли еще кто-нибудь из федеральной службы в этом времени.

–Может и будет. Мне какая разница? Я отправлюсь домой. Остальное не важно, в крайнем случае, мне не нужно это знать. Вот и все.

Нет. В Москву тоже нельзя, подумал Отец. Слишком много неизвестных. Что будет, если я прибуду в Москву? Точно ли меня никто не хлопнет, стоит мне прибыть на Казанский вокзал? Точно ли, что за мной не будет слежки, если я все-таки решусь попасть в столицу? Ни на один вопрос нельзя получить утвердительный и положительный ответ. Ведь зачем-то Палыч отправился с Отцом в поезде. Безопасность космического скитальца– аргумент крайне не убедительный. Отец пересек всю солнечную систему в небольшом пассажирском каре. Пересек целый рукав галактики до Цватпы минуя транспортные порталы, он прыгнул во времени на еще не испытанной установке, при этом успел побывать в гиперпространстве. За все это время никто не сделал и маленькой попытки обеспокоиться о его безопасности. А тут нате, в родном двадцать первом веке ему не дают проехать в поезде до Москвы. Чушь. За этим что-то кроется.

Отец окончательно для себя решил, что в Москву он не поедет. Бог с ней, с тетушкой. Она не знает о планах Отца, она его ждать не будет, а, следовательно, не будет и волноваться. Отец сойдет на каком-нибудь перроне, о котором и сам ничего не будет знать. Там уже будет видно. Еще посмотрим, из чьих прокладок чай слаще будет.

За окном окончательно рассвело. Солнышко пряталось за хмурыми серыми тучами, не смея казаться на люди. Поезд снизил скорость. Видимо, скоро должен быть крупный город. Проводницы закрыли туалеты, громко объявляя, что поезд входит в санитарную зону. По вагону пронесся слух, что подъезжаем к Самаре. Вагон стало болтать сильнее. Немыслимая путаница рельс и шпал распутывалась, ведя состав к старому русскому городу, в котором жило много людей. Прошло минут сорок, прежде чем состав остановился. Проводницы объявили получасовой перекур. Пассажиры пришли в движение, собираясь выйти на простор, чтобы там перекурить и обменять свои купюры на знаменитый самарский шоколад и копченого жереха. На перроне уже засуетились старухи разодетые по-зимнему в цигейковые полушубки и серые вязаные шали, держа в руках огромные связки ароматной копченой рыбы и стопки коробок с шоколадными конфетами, громко рекламируя свой товар:

–Подходи честной народ. Рыбка, свежая рыбка. Недорого, совсем не дорого.

Другие кричали:

–Шоколад, Самарский шоколад. Тает во рту, а не в руках. Очень свежий и очень сладкий. Горький шоколад, Самарский шоколад.

Было похоже, что из одного пруда достают свежего жереха и свежий шоколад. Старухи усердно махали связками рыбы и коробками, лавируя меж других торговок и лотков, разложенных на пластиковых коробках, на которых были расставлены пиво, сигареты и, конечно, пирожки.

Отец быстро оделся, завязал шнурки и набросил шапку на голову. Он неторопливо оглянулся на свое место, проверяя, не оставил ли он чего. Палыч лежал. Он не сделал и попытки остановить Отца или поинтересоваться, куда тот направился. Отец помахал ему рукой и сказал:

–Пока, Палыч!

Палыч махнул в ответ ему рукой и остался лежать на своей полке.

Вот наглец, подумал Отец. Можно подумать, что он уверен, что я никуда не скроюсь. Мне бы его уверенность. Я и сам не знаю, убегу или нет. Скорее всего, убегу. А он и ухом не шевелит. Отец протиснулся по проходу, запруженному пассажирами, и спустился по металлической лестнице на сырой от осеннего моросящего дождика перрон. Он достал пачку сигарет, купленных богатым федеральным агентом, и закурил. Постояв немного, Отец прошелся вдоль вагона до своего окна. Блаженная улыбка мелькнула у него на лице. Палыч сидел у окошка и искал взглядом Отца, выказывая некоторую озабоченность.

То-то же, самодовольно подумал Отец. Куда там, такой важный в вагоне был, куда его уверенность подевалась. Мне стоит только подумать, и я скроюсь в толпе в минуту, а чтобы меня догнать, Палычу потребуется несколько минут на одевание и выпрыгивание из вагона. За это время можно пробежать по подземному переходу до стоянки такси, а там уже его ни за что не догнать. На что он надеется? Быть может, он что-то знает?

Наверное, Палыч что-то знал, поскольку, найдя взглядом Отца, он сразу обмяк и успокоился, будто был уверен, что теперь Отец с ним связан нерушимой нитью его взгляда. Отец стоял напротив окна и думал. Он думал про то, что в Самаре ему точно делать нечего, что он здесь никого не знает. Здесь негде ему остановится, если не считать гостиницы. Но на его деньги, он сможет там существовать, лишь, несколько дней. Это не годится. О Самаре он знал, что это большой и красивый город, и что там есть шоколадная фабрика. Все. На этом его познания заканчивались. Будь у него компьютер и база данных, он, может быть, и нашел себе способ существования и в Самаре, но компьютера не было.

Чтобы посмотреть на реакцию Палыча, Отец внезапно кинулся к подземному переходу, ведущему в город. Добежав до него, Отец, прячась за угол, остановился и осмотрелся. Палыч сидел возле окна и ни сделал и попытки броситься за Отцом. Что-то не так. Значит, Палыч уверен, что Отец не скроется от него. Это так же значит, что дело и не в безопасности. Сейчас, когда Отец без присмотра своего bodyguard, он очень уязвим, сейчас его может обидеть любой скинхэд или террорист. Но ни тот ни другой не спешили красть или убивать звездного скитальца. Они даже не подошли к нему и не предложили ему прокатиться за город.

Отец закурил еще одну сигарету и медленно поплелся к вагону. Палыча в окне уже не было. Отец про себя улыбнулся. Видимо все-таки он бросился в погоню, решил Отец. Потеха. Сейчас докурю и вернусь назад. Каково будет его удивление, когда он меня увидит? А быть может и не увидит? Может он решит продолжить поиски Отца в Самаре, тогда можно будет спокойно ехать в Москву до тетушки? Это было бы здорово, если бы Палыч остался в Самаре. Тогда не нужно будет изобретать велосипед и выманивать его наружу, если он сам уйдет. Отец бросил свой окурок и поднялся в вагон. Удивляться пришлось не Палычу, а Отцу, когда он увидел своего провожатого лежащим на своей нижней полке с раскрытой газетой в руках.