Де Вард вырвался и положил руку на эфес шпаги.

— Я убью вас прямо сейчас! — прошипел он. — Защищайтесь!

— Я не стану драться с вами в присутствии дамы и без секундантов. Не будучи уверенным, что найду вас, я не озаботился взять с собой секунданта. Вся моя надежда на ваших знакомых. Извольте назвать день и час и подумайте о секунданте для меня. Меня удовлетворит любое названное вами имя.

Во время этой необычно длинной для Атоса речи де Вард кусал губы и смотрел на графа так, словно пытался испепелить его взглядом.

— Я убью вас завтра, на рассвете, за парком, на берегу реки, — прошептал он.

Атос пожал плечами и откланялся. Когда он уходил, вдовушка послала ему вслед кокетливый взгляд…

В этом году Рождественские празднества продолжались бесконечно долго. Трудно сказать, что явилось тому причиной — слухи ли, что вот-вот начнется война с Испанией, или смутная тревога, что сбежавшая из Франции королева-мать возглавит интервенцию, но люди стремились насладиться не часто выпадавшим на их долю спокойствием и готовились к Рождеству и следующему за ним Новому году с радостным воодушевлением.

Только д'Артаньян ходил мрачный и, вопреки обыкновению, молчаливый.

Портос полагал, что это вызвано тоской по отсутствующему Атосу — он и сам чувствовал, как остро не хватает ему мудрого старшего друга.

Арамис, переживающий самые счастливые дни в своей жизни, когда почти каждая ночь, проведенная с Агнесс, воспринималась, как вершина, неповторимая по накалу страсти, но приходила новая, еще более бурная ночь, и так, казалось, будет происходить вечно, — ничего не замечал. Он встречался с герцогиней под предлогом ее поездок в монастырь Валь де Грас, их тайну знали только Мария де Шеврез, совершенно лишенная чувства ревности к прошлому, и королева Анна. Правда, как-то Агнесс обмолвилась, утомленно лаская Арамиса после очередного взрыва страсти, что д'Артаньян перестал наносить визиты, видимо, и до него донеслись слухи о стремительно развивающимся романе короля и Маргариты де Отфор. Арамис снисходительно объяснил ей, что для мушкетеров во дворце нет тайн, особенно во всем, что касается короля и королевы, и что д'Артаньян, конечно же, прекрасно осведомлен о романе и что он, безусловно, ревнует, хотя, с точки зрения его, Арамиса, ревновать к мужьям и королям не следует.

Но д'Артаньян этого не знал и ревновал иногда столь яростно, что всерьез задумывался, не бросить ли к чертям службу у этого сластолюбца, не ведающего разницы между мальчиками и девушками. Он издали, не подходя, раскланивался с герцогиней и старался не попадаться на глаза Маргарите. Но это не помогало. Новая фрейлина, оказавшись чужой в давно сложившемся кругу придворных дам королевы, сама искала его общества, не замечая, что каждая встреча с ней приносит ему невыносимые мучения.

И не было рядом Атоса, единственного человека, с которым он мог поделиться.

Несколько раз ему почудилось, что королева с тайным сочувствием смотрит на него, или это было не сочувствие, а понимание, ибо и сама венценосная красавица оказалась в драматическом положении: волею короля ей пришлось взять в фрейлины любовницу своего мужа!

Может быть, именно поэтому он подсознательно чаще стал проводить часы своего дежурства не у приемной короля, а у дверей в большую залу на половине Анны Австрийской, где целыми днями вышивали, сплетничали, щебетали, строили заговоры против мужчин и делились женскими секретами придворные королевы. Конечно, они заметили, что бравого лейтенанта нет в те дни, когда король по каким-то причинам не вызывает к себе фрейлину мадемуазель де Отфор. И даже перестали о том судачить — шепотком, конечно.

В этот день в большой зале было на удивление тихо. Дамы сидели за пяльцами и чинно вышивали, никто не смеялся, не перешептывался, не вскакивал, чтобы поделиться внезапно появившейся мыслью с подругой.

Д'Артаньян склонился над вышивкой одной из фрейлин, мадемуазель де Ту, и, делая вид, что внимательно рассматривает удивительно мелкие, мастерски выполненные стежки, спросил, понизив голос:

— Целую ваши ручки… Вы прекрасно выглядите, мадемуазель.

— Не льстите, лейтенант. Во дворце невыносимый холод, у меня, наверняка, красный нос. Просто возмутительно — они всегда перестают хорошо топить, как только король уезжает в Венсенн.

— То-то здесь царит такая непривычная тишина. Холод остудил даже ваш темперамент. И не только ваш…

Де Ту удивленно взглянула на мушкетера.

— Вы не знаете?

— Мадемуазель, я приехал к началу дежурства и ничего еще не слышал. Просветите меня.

Несколько лет назад лейтенант увлекся веселой и жизнерадостной фрейлиной, она ответила на его робкие взгляды — он был тогда совсем молод, — взяла дело в свои очаровательные ручки, и какое-то время они были признанными в Лувре любовниками. Расставшись, сохранили хорошие отношения и манеру разговаривать друг с другом чуть-чуть иронично.

— Воспользовавшись отсутствием короля в Париже, кардинал приказал схватить герцогиню де Шеврез. Ее ищут.

— Схватить? — изумился д'Артаньян.

— Я неточно выразилась. Доставить к нему для беседы. Я думала, вы осведомлены.

— Почему-то мне не сообщили…

— Королева в ужасе, с утра не выходит из спальни, мы сидим тихо, как мыши под метлой… Ла Порт суетится… Говорят, вчера люди кардинала наведались в монастырь и что-то там нашли…

Д'Артаньяну не нужно было объяснять, в какой монастырь заявились люди кардинала — Анна Австрийская уже давно проводила довольно много времени, размышляя, молясь и отдыхая душой в монастыре Валь де Грас, где настоятельницей была ее давняя подруга. Туда же часто ездила де Шеврез, там иногда бывала и герцогиня ди Лима.