Молодые мушкетеры мгновенно разбежались.

— Мушкетон! — крикнул лейтенант. — Возьмешь Базена и Планше и тоже — искать! Я попрошу у капитана разрешения взять взвод и присоединюсь к вам.

Де Тревиль без единого вопроса разрешил взять всех свободных мушкетеров и послал к Дэз Эссару сержанта с просьбой выделить его гвардейцев в помощь д'Артаньяну.

Через два часа Портоса нашли солдаты.

Он лежал на правом берегу Сены под каменными опорами моста Марин, раздетый до исподнего, закоченевший и залитый кровью. Неестественно вывернутая нога наводила на мысль о переломе. Скорее всего, пьяного в стельку гиганта обобрали и скинули с моста, но он упал не в воду, к счастью, а на кромку каменистого берега, на смерзшуюся гальку. Нашедшие его солдаты накрыли бездыханное тело плащом и стояли вокруг в растерянности, не зная, что делать дальше. Прискакавший к мосту д'Артаньян в мгновение скатился с седла, бросился на берег, отбросил плащ и приник, сдерживая подступавшие к горлу рыдания, к груди гиганта, не веря — его друг, несокрушимый, как скала, и, казалось, вечный, лежал в луже крови, холодный, неподвижный и не подавал признаков жизни. Вознеся молитву Господу в надежде на чудо, он принялся осматривать распростертое на берегу тело. Портосу нанесли страшный предательский удар сзади, по затылку, отчего волосы, пропитанные кровью, слиплись. Но когда д'Артантян дрожащими от волнения пальцами прощупал рану, оказалось, что даже такой убийственный удар не смог пробить мощный череп мушкетера, а только содрал большой лоскут кожи, что и послужило причиной обильного кровотечения. И тут Портос слабо застонал. Лейтенант облегченно вздохнул и приказал везти его к госпоже Кокнар.

Луиза произвела в этот день самое благоприятное впечатление на д'Артаньяна: она не заохала, не запричитала, приказала служанке приготовить ванну, два кувшина теплой воды, а сама тем временем принялась обтирать закоченевшего, посиневшего от холода Портоса винным спиртом, втирая его жесткой суконкой в кожу.

Лейтенант украдкой принялся рассматривать вдову прокурора.

За несколько месяцев вдовства она поправилась, помолодела, ее лицо, которое когда-то, еще во время первого обеда, организованного Портосом для вечно голодных в те годы друзей, поразило необъяснимой старообразностью, сейчас преобразилось: на щеках появились ямочки, шея разгладилась, исчезли морщины, грудь налилась и распирала траурное платье, сшитое после смерти мужа. Да-а, вдова положительно изменилась и стала по-своему пикантной.

Появился лекарь. Он состриг пропитанные кровью волосы на затылке, обработал рану, при помощи специальных приспособлений зафиксировал сломанную ногу, прописал успокоительную микстуру и холод на голову, запретил принимать теплую ванну, велел почаще поить водой, молоком, фруктовыми соками и удалился, пообещав проведать его вечером.

Четверо слуг с трудом перенесли Портоса в спальню.

Вскоре Луиза спустилась в гостиную.

— Он спит, — коротко сообщила она, приглашая лейтенанта к столу.

— Судя по всему, сударыня, ему придется пролежать в постели по крайней мере месяц, — сказал он.

— Да, — вздохнула Луиза. — Если не больше.

В ее глазах д'Артаньян, к своему удивлению, прочитал не горестную растерянность перед свалившимся на нее несчастьем, а откровенную радость. Да, именно радость — и он вдруг понял, откуда она. Портос, любимый, единственный, самый главный для нее мужчина на свете, беспокойный, непоседливый и драчливый, готовый волочиться за любой юбкой, будет теперь в ее полном распоряжении, как младенец, и она сможет его лелеять, ласкать, кормить, купать… Лучшей сиделки нельзя было и пожелать.

— В вашем положении это может дать пищу для сплетен, — осторожно сказал он, надеясь, что она поймет все, что осталось за его словами.

— Он обещал на мне жениться.

— Но ведь вы сейчас в трауре. Как посмотрят на это друзья и родственники вашего покойного супруга?

— Когда закончится траур. Я не собираюсь нарушать традиции.

— У вас есть земля где-нибудь под Парижем?

— Да, небольшой клочок, рядом с городком Пьерфон.

— И дом там есть?

— Скромное шале.

— Почему бы вам не отвезти Портоса туда?

— Но дю Валлон, — д'Артаньян вспомнил, что вдова всегда называла Портоса не иначе, как дю Валлон, — умрет без вас, без графа де Ла Фера, без шевалье д'Эрбле, без капитана де Тревиля, без мушкетеров… — она потупила глаза и едва слышно прошептала: — без всех, влюбленных в него графинь и герцогинь…

— Вы сможете вернуться, когда он поправится.

— Я понимаю…

— Я говорю так из симпатии к вам.

— И это понимаю…

— Атос уехал, Арамис увлечен своей герцогиней…

— Дю Валлон рассказывал о ней.

— А вдали от Парижа на свежем воздухе он быстрее поправится.

— Наверное, вы правы, — прошептала вдова. — И все же я никуда не поеду.

— Почему?

Луиза подняла на него глаза. В них теперь светилась решимость, а губы были сжаты и превратились в тоненькие ниточки.

— Я хочу приехать туда госпожой дю Валлон!

Д'Артаньян подумал и больше не заговаривал об отъезде друга.

Глава 37

Впервые за пять лет д'Артаньян почувствовал себя в Лувре лишним.

Он, как всегда, скрупулезно выполнял свои обязанности, дежурил раз в три дня и тогда ночами спал в своем любимом кресле у королевского кабинета, но всей кожей чувствовал: в отношении к нему Людовика что-то неуловимо изменилось, король отдалился. И в то же время в его поведении по отношению к лейтенанту своих любимых мушкетеров появилось нечто, что можно было бы назвать невнятным проявлением чувства вины, если, конечно, мы осмелимся предположить, что такое чувство доступно королям. Каким-то неисповедимым путем он догадался, что лейтенант влюблен в фрейлину королевы мадемуазель де Отфор. Казалось бы, что из того? При дворе каждый день происходили драмы неразделенной или обманутой любви, но почему-то именно по отношению к своему лейтенанту король испытывал легкую неловкость. Самое неприятное, что и лейтенант это чувствовал.