— Если это шутка, лейтенант, то весьма неудачная, — мрачно заметил король.

— Еще раз прошу прощения, сир. Я сказал это из лучших побуждений.

Король подошел к письменному столу, взял из пучка заточенных перьев одно, провел по выбритой щеке пушистым кончиком, взглянул задумчиво на мушкетера, положил перо рядом с заготовленным пучком, сказал, не оборачиваясь:

— Этой ночью я понял, что в истории с письмами моей матери кардинал показал свое истинное лицо. Безжалостное и мрачное, как испанская инквизиция.

"Много же тебе времени понадобилось, — подумал д'Артаньян, — чтобы осознать то, что знают все мушкетеры"

— Если он выудит из этих писем нечто большее, чем ему необходимо было для осуждения Фаржи…

— Чего же больше, сир? — д'Артаньян позволил себе прикинуться непонимающим, что он часть делал, желая подтолкнуть собеседника к откровенности.

— Доказательства ее предательства или то, что можно выдать за доказательства, — король опять умолк.

— Тогда что, ваше величество?

— Он вынесет дело моей матери на Королевский совет… Он ни перед чем не остановится в своей ненависти…

Д'Артаньян промолчал, обдумывая слова короля, который впервые был так откровенен с ним.

А Людовик неожиданно сменил тему разговора.

— Я потребовал протоколы допроса стражников, охранявших мадемуазель де Фаржи в ее доме. Они меня так заинтересовали, что я приказал доставить одного из них сюда…

Лейтенант вспомнил двух альгвазилов, заключенного в цепях, переданного швейцарцам, и к нему вернулось беспокойство, возникшее утром при виде этой сценки. Он не понимал своего повелителя.

— Я побеседовал с ним. — Людовик отошел от письменного стола и приблизился к мушкетеру. — Вы знаете, как он описал мне освободителей?

— Вы хотели сказать похитителей, сир, — осмелился поправить короля мушкетер.

— Я сказал то, что хотел!

— Конечно, сир…

— Один высокий, мощный, светловолосый, такой крупный, что карнавальная маска не могла закрыть его круглое мясистое лицо. А другой среднего роста, гибкий, худощавый. Маска и гасконский берет сидели на нем идеально… Он произнес несколько слов, и часовой клянется, что различил легкий гасконский акцент.

— В Париже много гасконцев, сир.

— А всего нападающих было семеро: четверо господ и, как я догадываюсь, трое слуг. Еще один, вероятно, охранял лошадей… Но более всего меня заинтересовало то обстоятельство, что крупный светловолосый силач беспрекословно подчинялся тому, кто был с гасконским акцентом…

— Так часто бывает, сир, что крупные люди подчиняются невысоким. Вот, кардинал, — высокий, но подчиняется вам. А мы с вами оба среднего роста…

— Замолчите, д'Артаньян! Вы — хитрая гасконская бестия, но я тоже наполовину гасконец, и не со мной вам хитрить! Вас было четверо! Четверо! Вас всегда четверо — вы, Портос, Атос и Арамис! И с вами слуги. Вы можете дать мне слово дворянина, что я ошибся?

— Не могу, ваше величество, — сказал лейтенант, а сам подумал, что, к счастью, идиот-охранник принял Рошфора за слугу.

Король удовлетворенно улыбнулся.

— Мсье Портос сейчас в Лувре?

— Нет, сир.

— Жаль. Я хотел бы сказать, что горжусь им.

Видимо, у лейтенанта был такой дурацкий вид, что король расхохотался.

— И теми двумя — Атосом и Арамисом. И вами, конечно, черт бы вас побрал, д'Артаньян!

— Всегда ваш покорный слуга! — только и нашелся что сказать д'Артаньян.

— Мне искренне жаль, что ваших друзей нет в Лувре. У меня есть для вас… — король на мгновение умолк. — Назовем это просьбой.

— Мы к вашим услугам, сир!

— Я пришел к выводу, что моей матери было бы полезно для здоровья покинуть Компьен и погостить у одного из ее многочисленных родственников. Может быть, даже у дочери… Хотя нет, это было бы слишком… Скорее в Брюсселе… Вы согласны со мной?

— Означает ли это, что вы, ваше величество, хотели бы, чтобы я и мои друзья помогли ее величеству королеве-матери поехать в Брюссель? — очень осторожно позволил себе высказать предположение д'Артаньян.

— Да, лейтенант.

— Но четверо, ваше величество, в наше беспокойное время слишком мало для охраны ее королевского величества, — осторожно заметил д'Артаньян, в надежде получить более определенные указания..

— У вас есть еще четверо слуг, насколько я помню, — усмехнулся король. — Надежные люди.

— Другими словами, швейцарская охрана королевы-матери, поставленная кардиналом у замка, ничего не должна знать о поездке ее величества? — решился назвать все своими именами лейтенант.