Ведьма

Где, черт побери, моя успокаивающая мелодия Баха, где задорный мотив Ms. Jakson. Я забыла поставить будильник. Не хочу вставать, не пойду сегодня на работу, почему так холодно. Просыпаться от холода - плохой знак. Я приподнялась, пахло ужасно, я никогда еще не ощущала такой вони. Ужас! Такого быть точно не должно. Я лежу на трупах, а трупы лежат на мне, моя левая рука застряла в чем-то похожим на кишечник, а правый локоть кто-то сверлил, я чувствовала, что по мне кто-то ползет. Это моя казнь! Я думала, умерев здесь, проснусь. Но нет! Боли я не чувствовала, только яд приятно удивил. Этот отморозок, мерзкая его рожа, это же надо было иметь настолько больную фантазию, чтобы придумать этого урода. Эта груда трупов - тоже плод больной фантазии. Я уже ничему не удивлюсь, здесь я гость и то, что меня отсюда не отпускает, слегка бесит, хорошо, что кроме холода я ничего не чувствую. Прилюдное оскорбление, надругательство, презрение, ненависть, неужели это все предназначалось мне, гадские людишки возомнили себя богами, решая судьбу жизни других. Это меня взбесило. Меня взбесила эта нахальная морда. Если это мой сон - значит он не закончится, пока я его не убью. Я выбралась, почувствовала, как меня тошнит, меня скрутило, и я почувствовала боль! О да! Я ее почувствовала. Вообще я ненавижу излишнюю жестокость, живым существам незачем чувствовать боль, пытки - это самое страшное, что может ждать нас в этой жизни. И эта моя боль была пыткой. Терпеть мочи не было, я закричала, так было намного легче ее переносить. Мне ломало позвоночник, дальше боль перешла на остальные большие кости и разливалась дальше по всему телу, голову крепко сжало, челюсть как-то сильнее раскрылась, мой голос изменился. Он стал глубже и раскатистее, я ощущала, как мне тесно дышать. Жаром обдало с чрезвычайной силой, я опустила голову, все вокруг плавало, от вони еще сильнее затошнило. Меня как будто перестраивали. Я отчаянно звала на помощь, кричала. Мой крик больше был похож на вой животного. До меня дошло, что я умираю в одиночестве, в грязи, всеми позабытая и ненужная, скорчившись от боли. Нет, пусть уж меня найдут и добьют окончательно, страх охватил меня. Ужас безвыходного положения, отчаяние загнанного зверя, все отразилось в моем крике о помощи. Я хочу домой, я хочу на руки к маме, хочу заснуть у нее на руках. Пусть я была плохой дочерью. Боже! Я была неблагодарной скотиной, я не ценила жизнь. Сцены моей жизни проплывали перед глазами, правду говорят, что она как запись проносится перед смертью. Почему я не умираю, почему не могу потерять сознание. Единственное что мне осталось - это кричать, хоть какая-то отдушина. В крик я вложила всю себя, и мне было уже все рано, что кричу не своим голосом. Но когда на него отозвались, стало еще страшнее.

Передо мной стояло чудовище. Я плохо видела, все расплывалось. Но оно было огромным, этот монстр занял всю яму, в которой я оказалась. Такой низкий рык может издать только очень большое животное, притом очень быстрое. Мгновение назад оно выло где-то вдалеке, теперь же обдает меня своим тяжелым дыханием. Оно долго меня обнюхивало, я старалась не кричать, от страха, даже забыла о своей боли. Затем оно повело себя как то неправильно. Я надеялась на быструю смерть, но вместо этого, но начало меня вылизывать и закрыло своими лапами, от которых бил жар. Это животина - садист. Решил посмотреть, когда же я окочурюсь, так как от боли быстрой смертью меня спасать не собирались. Было сложно думать, но это единственный способ как-то занять себя. Моя боль становилась странной. Я начала чувствовать что, она изменилась, начали болеть мышцы. Эта боль была уже терпимой, я облегчено вздохнула, я не умираю. В ней было что-то хорошее. Если мышцы болят - значит растут, говорят некоторые люди, хотя так же поговаривают, что мышцы болят от микротравм и скопления молоченой кислоты. Эту боль я знала, она говорила, что я старалась на тренировках и нужно просто потерпеть, взамен мне была обещана сила.

Моя нынешняя боль в сочетании с высокой температурой говорила, о многочисленных микротравмах. Меня разламывало. Казалось, что ткани превращаются в суп, но я не чувствую слабости, я чувствую злость.

Эта животина начала вибрировать как кошка, это успокаивало, не знаю, как он это сделал, но мне стало легче. Ура! Я буду жить! Хотя чего я радуюсь? Почему мне так хорошо и так мягко. Клонит в сон.

Я проснулась. Чувствую себя почти чудесно. Кости больше не ломит. Меня мучает голод, такой, что все внутри сжимается и болит. Я стала какой-то очень большой и тяжелой. Не было времени думать о других своих ощущениях, я занялась с жадностью поглощать еду, что так вкусно пахла, зазывая на завтрак. Только спустя некоторое время я поняла, что все мое лицо погружаю в тушу и с радостью вырываю кусочки. Отвращение - нет. Я голодная и имею полное право - есть, глупые предубеждения, к чему размышления о судьбе бедной лани. Я хочу жить, и к судьбе еды равнодушна. Потом мне стало так хорошо и тепло. Я закрыла глаза, начала принюхиваться. Мириад новых запахов ударил в нос. Здесь были тяжелые нотки плесневелой сосны, сырость, где-то в стороне чувствовалась брусника, остальные запахи мне были неведомы. Были среди них и очень неприятные, но большинство относились к животным, которые когда-то пробегали рядом, оставили свой след. Мне не нужно было открывать глаза, чтобы узнать окружающий мир. Лежа в скромном местечке и принюхиваясь, я знала, что твориться вокруг и чувствовала себя в безопасности.

Я знала, что тот монстр навещает меня. Запах был знакомым, когда он приходил, я даже не просыпалась, знала, что не убьет, тем более от нее пахло едой.

Да, это была самка. Как я это определила, не знаю. Я вообще глаза не открывала, Мне хотелось, если честно, было такое чувство, что нет смысла даже пытаться.

Я не помню, сколько времени прошло. Я спала все время. Единственное, о чем я могла думать - это запахи и как хорошо мне лежать.

Я стала чувствовать себя очень хорошо, потягивалась, растягивала ноги и руки, зевала. В моих конечностях ощущалась сила, сердце билось от незнакомых запахов. Но я должна была лежать. Что-то подсказывало, что глаза открывать еще рано.

Вот в который раз донесся тонкий запах еды, я ликовала, но не проснулась, на глаза мне опустился шершавый язык. Меня начали облизывать. Ее вибрация успокаивала, я чувствовала себя в безопасности, как ребенок. Моя "мама" скорее всего, почему-то решила, что я детеныш. Своих она наверно недавно потеряла, но материнский инстинкт, еще полностью не исчезнув, заставил ее откликнуться на мои завывания. Она спасла мне жизнь, просто потому что подумала, что я ее рода. Для этих существ это норма, для человека - спасти себе подобного невиданная доброта.

Мне становилось тесно лежать, укромное место давило со всех сторон. Мне нужно было больше еды. Я была голодна постоянно. Мысли о том, кто я меня вообще больше не волновали. Я была рада, как никогда в жизни, я была рада просто жить и наблюдать за миром из своей берлоги. Я радовалась еде, радовалась языку своей приемной мамы, теперь она больше не казалась мне большой. Еду она приносила очень часто. Иногда на ее теле были раны от рогов, я их тщательно вылизывала, и вообще мама становилась какой-то маленькой, а мне все не сиделось на месте.

И вот настал день, когда я увидела свет. Как же от него болели глаза. Мама облизала их и обрушила берлогу, беспощадно подвергая меня пытке светом. Я отказывалась вставать, и закрыла свое лицо. Пролежав так полдня, опять проголодалась, еды не было. К ночи голод стал невыносим. Глаза я открыла. Приподнялась. Недалеко лежала моя мама и поднялась, только заслышав, как я копошусь. И тут я увидела ее.

Хищное создание, дымчатого окраса, с огромными черными глазами, которые в ночи отдавали зелеными огоньками. Внешний вид мамы меня не очень интересовал, меня интересовала только ее сила и ловкость передвижений. Бесшумная поступь и острота чувств- все это выдавало опытного хищника. Я признавала за ней большой опыт охоты, и мне нужно было его перенять, если хочу поесть в ближайшие несколько часов. Единственное в чем мать мне уступала - это размер. Я была намного крупнее, сила, что таилась в моих мышцах, превосходила ее силу. Я радовалась, что наконец-то я смогу ее почувствовать, а мама отдохнет. Она очень сильно устала. На теле было много ран. Облизать их она так и не дала, в последнее время они плохо заживали и меня это беспокоило. Я чувствовала, что ей плохо, еще я знала, что это моя вина.

Переваливаясь с ноги на ногу, хотя правильнее будет с лапы на лапу, я то и дело натыкалась на какие-нибудь коряги и пни, тело меня пока плохо слушалось, шкура чесалась, я то и дело останавливалась, счесывая с себя комья дымчатой шерсти. Когда мы выбрались на открытое поле, я уже справлялась со своими конечностями, разминала их, перепрыгивала через овраги, несколько раз сорвалась, упала, мама встревожилась, тщательно меня осмотрела, но переломов не обнаружила. Она даже помогла мне соскоблить шерсть, отчего проступили черные жесткие чещуйки в сочетании с очень жестким волосом. Я не могла приобнять маму, лечь рядом, не покалечив ее. Мне так хотелось ее отблагодарить, но все, что я могла это подержать ее голосом.