Причал
вернуться

Френкель Илья Львович
Шрифт:
С отечеством живу в едином ритме: Нас разомкнуть — и вовсе нет меня. Вот льется дождь и внятно говорит мне: «Иди со мной, ведь я тебе родня. И ты и я — состав одной природы, — Ты ею чувствуешь и мыслишь с нею в лад, Перемогаешь все ее невзгоды. Она щедра, и, значит, ты богат. Ступи под мокрый занавес погоды, — Тебе ковры раскинул листопад».
3
Жаль тех, с кем дождь не говорит, Кому не светят свечки листопада, Чей выход в мир ненастьями закрыт, — Им никого, кроме себя, не надо. Чью кровь смирил-заговорил застой, Движенье мысли запер самомнением. Как жаль больных: смертелен их покой, Не нарушаемый смятеньем. А осень в зиму перейдет — Снег празднично и смело засверкает. Мне по душе мороз, сугробы, лед — Все, что к движению толкает. Больных мне жаль: их добровольный плен Живительных не примет перемен…

«Из земли — хоть в стужу да наружу…»

Из земли — хоть в стужу да наружу — Так и лезет новая трава. Вот и я молчание нарушу: Может быть, не вымерзнут слова. Слово за слово — посеешь строчку, И не как-нибудь, не вкривь, не вкось, — Радуешься первому росточку, Может, и не вымерзнет. Авось… Примутся. Потом укоренятся, Побегут меж ними муравьи, И разведчицы крылатой нации Понесут корзиночки свои. С Танганьики до реки Таруски Журавли потянут в вышине, В рифму, по-зулусски иль по-русски — Иль еще как — подкурлыкнут мне.

«Сейчас на западе — вчера…»

Сейчас на западе — вчера. На улицах безлюдно. Воображения игра, И к ней привыкнуть трудно. Москва, и вдруг — Владивосток, И, очевидец дива, Я вижу парус-лепесток На синеве залива… Еще ты спишь. Еще Москва Пустынна, безмашинна. Здесь полный полдень — даль морская Блестит крылами джинна. Не верю, сам себя щиплю И слышу крики чаек. Где б ни был, я тебя люблю И по тебе скучаю.

«Люблю тебя!»

Люблю тебя! Не преграждай мне путь Колючей проволокой — перелезу. Штыку и выстрелу моя открыта грудь — Придется отступить железу. Я преисполнен силы колдовской. Я весь под током — нет сильней заряда. Утрою страсть — не выдержит преграда Между тобою и моей тоской, Перед немым тараном взгляда. Всю кровь, всю жизнь за счастье отдаю, И пусть мы оба станем горстью праха. Что может плазменную сбить струю? Она прожгла границы страха…

СЕРЕНАДА

В ночном мерцанье цвета вишенного Мне чудится скопленье звезд. Но что земному до возвышенного? Я — тут. Я заступил на пост. В домах спят женщины и дети. В саду струится лунный дождь. Приходят мысли о планете, Когда впервые на рассвете Пробился самый первый хвощ. И, словно в первый день творенья, Стихотворенье-часовой Хранит от гибели растенья И заслоняет их собой… Вкруг часового тьма таинственная, И люди спят средь темноты, А рядом дышишь ты, единственная, И молча тень моя воинственная Стоит на страже красоты.

«За Третьяковской галереей…»

За Третьяковской галереей Сегодня я слыхал скворца — Он самкам волновал сердца, Качаясь, как матрос на рее, На ветке тополя. И мне Так стало вольно, так беспечно — Пускай на миг, пусть не навечно, Поскольку май идет к концу… Через неделю будет лето. Поэт всегда поймет поэта — Я помахал рукой скворцу.

«Четыре года как-никак…»

Четыре года как-никак Война была его соседом: Они считались в двойниках, А смерть, как тень, тащилась следом. Когда ж настал победный день, В его ушах еще гудело, В глазах не пропадала тень И отдохнуть боялось тело. Но вот — покончили с пальбой — Остыли пушечные дула, И не осколок над собой Он слышит — птица щебетнула. Он принял это как сигнал, И, словно луч, из тучи вышел, И дым войны с земли согнал, Чтоб каждый видел, каждый слышал. Так возвратил он миру цвет И гул разъединил на звуки… А вы-то знаете ли, внуки, Что завещал вам щедрый дед?

НА ПОПУТНОЙ МАШИНЕ

Водитель поплотней уселся. Визжит коробка передач. Кардан взревел и завертелся, И грузовик понесся вскачь. Здесь ветер мягче, солнце жгучей, Здесь птица радостней поет И люди говорят певучей, Здесь начинался мой поход. Здесь все дороги фронтовые, И разве дело только в том, Что тут я еду не впервые? Гляди: со взорванным мостом Соседствуют простые доски — Мост в ширину одной повозки. Он под машиной грузовой Кряхтит и ходит, как живой, Касаясь глади голубой. Привет, дружище фронтовой.