плеч. В питании война делилась на этапы: в первый день после "коварный враг напал на советский союз" изменений не было, меньшую сестру продолжали кормить французскими булками, моченными в кипячёном молоке сельского производства.

Пою славу спокойствию и выдержке соотечественников не помышлявшим эвакуироваться: французские булки не покидали торговлю.

Сегодня некоторые говорят, что такое было, чуть ли не до самого прихода врагов в город, но не верю, это из области фантастики: откуда булкам взяться? Но с другой стороны: люди не знали, что такое оккупация с её нехватками всего и вся и могли производить французские булки по инерции...

Совецкие денежные знаки ("червонцы") стоимостью тридцать рублей ходили в качестве оплаты наравне с продуктами натурального хозяйства: картошка, мука, отруби, сало, мясо и прочее, что давала Земля

– "З" большая неправильная, настучи землю малой.

– И не подумаю, Земля кормит, давай хотя в названии почитать кормилицу.

Враги никак не реагировали на хождение советской купюры с изображение "вождя мирового пролетариата" в кепке. Рядом с купюрой уживались немецкие марки, но каков был курс каждой валюты - этого никто из оккупированных сказать не мог, не было обменных пунктов.

– Вот она, коллаборационистская природа небольшой и худшей части граждан!

Много сказано о мужестве и героизме борцов с врагами ни на живот, а на смерть, борцы с врагами заслуживают уважения и благодарной памяти потомков.

– Убери шаблон о "благодарной памят потомков"

– И не подумаю! Кто заслуживает уважения и всяческого поклонения? Они, герои! От кого память? Кто должен кланяться борцам с пришельцами? Кто не сопротивлялся и кому враги были безразличны? Что думали вражеские прислужники о борцах с врагами?

– Коллаборационисты оставались в целости без борьбы.

Установить когда и кто вывел закон "война хуйня, главное в живых остаться" - невозможно...

– Правильная редакция иная: "война хуйня, главное манёвры"

Глава 56.

Продолжение прогулки по родине

в тревожное время начала войны.

Война надвигалась медленно, но без долгих остановок, а если . и случались замедления в продвижении врагов - никто и никого из насельников монастыря оприятном не оповеща, не было политинформацйи на тему:

"В какие потери в живой силе и техники обошлась красной армии трёхдневная остановка вероломного, жестокого и сильного врага под беларусским городом..." - название города тоже не упоминалось.

По причине малой и неточной информации о событиях на фронтах монастырцы не паниковали:

– Психуй, не психуй - один хуй!
– равнозначность названных величин гасили нервозность и не позволяли впадать в панику.

Когда война совершала очередной неприятный и пугающий рывок в сторону философствующих - возобновлялись разговоры с элементами прежней паники средней тяжести.

– Панические разговоры содержат и плюс: первые страхи опускают сердце в штаны и ниже, но последующие, будь в реальности на порядок страшнее первых, принимаются за повторы и пустые домыслы. Ложью. Оттого и не пугают.

Женщины бегали по кельям и занимались любимым занятием: нагоняли ужасы и попутно проверяли прочность мочевых пузырей соседок. С глазами, полными ужаса, вещали:

– Немцы евреев и комунистов убивают!
– переносчики пугающих вестей не боялись быть "притянутыми к ответу", а проще - "взятыми за жопу".

Не было в монастырской среде таких, кто переживал за убитых евреев и коммунистов, а если и были - почему переживаниями ни с кем не делились, "не делали погоду". В бывшей обители царило безразличие:

– Немцам виднее, кого убивать - такое могли говорить только явные враги.

Если расправы с евреями и "кумунистами" не волновали обитателей монастыря, то:

– Мужиков кастрируют!!!
– непонятная предстоящая работа врагов над мужиками наполняла глаза женщин ужасом, но был ужас предстоящей кастрации мужиков выше ужаса расстрелов евреев и коммунистов - разницу уловить не мог.

Мужчин слухи о предстоящей кастрации почему-то не волновали, и ничего, кроме непонятной ухмылки не вызывали.

"Кастрация" по звучанию напоминали "стригут", но для вхождения в глубокий сравнительный анализ "стрижки" и "кастрации" - ни ума, ни знаний у меня не было.

– Женщинам груди отрезают! Детей убивают!
– это было понятно, но не пугало: как пугаться, если ни разу не видел удаления грудей и убийство детей? С чем было сравнивать, если ничего, кроме редкого и лёгкого подзатыльника от сестры, не получал?