– Старый кирпич устоит и против роты доблестной десантуры, но рисковать головами не следует, мало прочных голов.

Основной монастырский подвал не мог вместить желающих, сохранить жизни будущему. Были в монастыре и другие подвалы, отрытые в новейшие времёна и предназначенные для хранений припасов в зиму, но это были примитивные ямы, отрытые до начала упомянутых военных действий.

Выдержать, не сломаться, не запаниковать сознанием: "вон, соседка пошла прятаться от бомбёжки, а нам места не хватило!" мог не всякий. "Обойдённые судьбой" прятались в любой земляной норе без учёта её категории. Это походило на случай, когда в городе есть только одна переполненная гостиница: или терпи в ней всё, что она предложит, или...

Сооружениям, кои никак не тянули на звание "пяти звёздные", тут же сами спасающиеся от бомбёжек дали прозвание: "убожества". Это почти, как и "убежище". "Убожества" никак не могли спасти от бомбардировок и все это прекрасно понимали. Понимали, сознавали и продолжали в них прятаться. Это удивительное проявление моей психики, возможно, уже описано светилами психиатрии, давать своё не стану, нет ничего по теме. Не могу сказать, как простые совецкие женщины становились аналитиками:

– Слышь, Моть, вчерась не было аспидов, как бы сегодня двойную порцию не бросили...сегодня ждать надо!

Прогнозы были безошибочными, точные, как золото высшей очистки: три девятки. Выше не бывало.

Приближающаяся война повышала уровень нервозности, было отчего нервничать: к дозволенным вестям "наши войска после длительных и тяжёлых боёв были вынуждены..." - умолкало тарелочное радио - включалось "сарафанное"

– "Сарафанное" радио превышало государственное деталями. Было отчего нервничать: ухудшалось положение с пропитанием и доставали налёты Luftwaffe/

– Это и понятно: радуй утром и на сон грядущий шесть месяцев "завтра повесят" и ты занервничаешь.

– Вот так: воюют мужчины - нервничают женщины, а кто высказал "крылатость" "у войны не женское лицо" неизвестно.

Один прокорм приравнивался к двум войнам одновременно. Заявить: "жрать было нечего" не могу, чем-то питались, но "чем-то" стёрлось в памяти. Если выжил - стало быть чем-топитался.

Избыточные переживания от налётов вражеской авиации превратили монастырских женщин в приборы необыкновенной чувствительности, и дар предвиденья на бомбёжки развился до такой степени, что каждая третья из них могла предсказывать будущий график налётов вражеской авиации с точностью в "три девятки":

– Сегодня прилетят, аспиды!

Дар "пророчества" не миновал и мать, но с небольшим отличием: если соседка Шурка публично заявляла:

– "Сегодня ночью - наша очередь..." - Шуркины предсказания мать считала сортом ниже своих и спасать семейство в большом общественном подвале не водила. Если сегодня кто-то пригрозит "не ответишь где в это время находился отец до конца дней будешь сидеть в одиночной камере!"

– С "тиливизером"? Компьютер будет?
– отец отказывался прятаться:

– На всё воля господня...
– и оставался в келье.

Численный состав породы людей, кои согласны с любыми высказыванием со стороны , но делают своё не известен, но в утешение читателю скажу: они носят прозвание: "себе на уме". То есть, руководствуются только своими соображениями, а чьи-то соображения в расчёт не принимают.

Такова и мать. У неё имелся свой график налётов вражеской авиации "на городок рабочих", но она им ни с кем не делилась:

– Всё равно не верили!

Сегодня думаю, что по причине малой грамотности она вообще не имела никакого графика, а в "спасательных операциях" руководствовалась каким-то, на уровне зверя, чутьём. Её "график" абсолютно не совпадал с прогнозами других женщин. Отличался от "общественного". Помимо "графика" налётов авиации она имела собственное мнение и по иным вопросам:

– Нужны мы им. Чего у нас бомбить-то?

И всё же она не выдержала, и однажды, только однажды! Повела нас спасаться от предстоящей опасности. Придёт бомбёжка к нам, или облетит стороной - сказать не могла, но повела нас прятаться: всеобщий страх перед налётами с запада не миновал и мать.

Не в большой, капитальный монастырский подвал со сводчатым потолком мы пошли спасаться, а в "убожество" на соседней улочке. В погреб. Что толкнуло мать в земляную нору? Непоколебимая уверенность сестрицы Нюры;

– Сегодня прилетят обязательно!?
– почему мать только однажды "дрогнула" и поддалась чьей-то уверенности? До веры кому-то ещё, помимо себе, она никогда не опускалась!

Подвал на соседней улице сами спасающиеся называли "убожеством", но такая оценка не мешала им набиваться в "убожество" до предела. Так было и в ту ночь.

Ошибки в прогнозе не было, и предсказание тётушки Нюры сбылось в начале ночи: подлая, неугомонная вражеская авиация начала "работу" с наступлением полной темноты.