Если делать выбор между холодом и голодом, то человечество по выбору между этими двумя ужасами разделится на две равные части. Жителей тропиков в расчёт не брать, жители тропиков избалованы вечной плюсовой температурой.

А "железка" с бегающими паровозами - вот она, рядом, под боком! Оглянись по сторонам, сделай шаг в её строну, протяни руку с оглядкой и внимательным обзором окрест - и осторожность твоя непременно вознаграждена будет!

Тогдашние паровозы представляли большую опасность, чем нынешние контейнеры с цезием сто тридцать третьим, а вагоны оставались беззащитными: много их.

Вагоны и народ одинаковы, но паровозы "локомотивы жизни" Но и тогда, протягивая руку за углём из тендера паровоза, или за ветошью из буксы вагона пропитанную мазутом, можно было получить дозу облучения конечного продукта распада урана двести тридцать девять - свинца в пуле. Выбора не давалось: паровоз и вагоны к нему не только перевозка вражеских военных грузов с помощью пособников из "наших", это и возможность украсть у новых "хозяев" всё, что может обогреть берлогу пособника.

Кража "стратегического материала" с названием "уголь" приравнивалось к похищению взрывчатки и расценивалась, как преступление перед "великой Германией". По станции никто по собственной прихоти не разгуливал, станция входила в зону особых Ausweisen. Если для перемещения в городе были одни пропуска, то на "железке" - другие, и всякий абориген, задержанный в подозрительной близости от станции - подвергался "допросу с пристрастием" с последующими и скорыми выводами для любителя прогулок.

Оккупация - великая "школа выживания", в коей основным предметом было: "Как украсть мелочь и не потерять главное"?
– разумеется, "главным" оставалась жизнь...

... в строну от станции, вдоль железнодорожного полотна, движется человек невысокого росту. Зима, вечереет, на мужичке одёжек больше, чем у кочана капусты - листьев, но и она не держит телесного тепла. На мужичке самодельная холщовая сумка через плечо, убогая, но прочная.

– Halt!
– патруль полевой жандармерии останавливает мужичка.

Господа патрульные, "хальт" для русского мужичка лишнее, мужичок принял ваш порядок и выполняет его... по мере русского характера... Ну, там по мелочи, за которую вы, господа, к стенке не поставите. Знаков вашей власти, блях поверх шинелей ему достаточно для останова и без команты "стой"!

Ох, уж эти немцы! На кой ляд сигнальные бляхи поверх шинелей носить? Они же холодят грудь! Почему бы не перенять опыт "товарищей", с коими ведёте войну, не ходить в штатском одеянии с красными книжицами в карманах и с револьвером системы "Наган"? Тогда бы эффект отлова злоумышленников из местных был намного выше! Неужели непонятно?

Как-то на малое время прикомандировали работать на мясокомбинате: один "советский хозяин" просил другого "хозяина" оказать "техническую помощь": своих специалистов "фляйшконтора" по причине грошовых заработков содержать не могла. Если кто и работал на "предприятиях пищевой промышленности" в советские времена - так по одной причине: что-то унести с "родного" предприятия. Работник "молокозавода" менял унесённое в "клюве" сгущённое молоко на колбасу, добытую тружеником колбасного цеха мясокомбината и оба делились с охраной предприятий, тот и другой слышали молитвы в свой адрес:

– Помоги вам бог украсть и с нами поделиться!

Летом, в любой день, будь день солнечным, или пасмурным, начальник охраны комбината перемещался по вверенной территории в ярчайшей рубахе:

– Скажи, зачем такую яркую, "сигнальную" рубаху носишь? Демаскирует, за версту видно!? По "военным" правилам вверенного тебе мясного заведения в твоих интересах быть незаметным и появляться неожиданно.

– Так это по военным... А у нас - мясокомбинат. Вот и пусть разбегаются, если есть причины не встречаться со мной. Знаешь, сколько требуется бумаг на задержанных составлять? Морока! Милиция "родная", но и там чертей хватает:

– "Распустил воришек"!
– сами-то не "святым духом" питаются, но им-то прятаться нет нужды: заявился к директору, высказал "пожелание трудящегося" - и получай заказанное. А остальным - по схеме: увидел меня - хоронись, или давай дёру. Нет задержанных - нет и выводов "о плохой работе охраны". Возвращаюсь к патрулю:

– Bitte, Paper!
– к вечеру мороз звереет, патрульным охрана "важных стратегических объектов" осточертела, но долг - для немца всегда и везде - долг!

Остановленный русский мужичок ни единого немецкого слова не знает, хорошо - древнегреческий церковный язык, но и ему понятно, что если дорогу преграждают двое иностранных военных с бляхами и автоматами - нужно предъявлять документ без дополнительных напоминаний.

Начинается раскрытие одежд: чтобы добраться до пропуска, "документа жизни" - нужно пройти все статьи русского "правила хранения": "дальше положишь - ближе возьмешь".

Наконец-то извлекается нужный документ свидетельствующий иноземным языком: "предъявитель документа является работником железной дороги Рейха!"

– Gut! Можете продолжать движение!
– патрулю предъявленного документа достаточно, немецкий патруль далее порученного не идёт и не опускается до проверки содержимого холщовой сумки остановленного мужичка: что там может быть недозволенного? Опасного? Работающий на "великую Германию" не посмеет воровать уголь у Германии!