– Откуда керосинчик-то, из каких ёмкостей нацедил?

– Из колодца... Во дворе колодезь... оттудова...

– Веди, показывай...
– пришли: один - на "ватных" ногах, остальные - "твёрдой революционной поступью". Зачерпнули из колодца, понюхали - вода...

– Ну, и где керосинчик-то?

– Ей-богу, вчерась был! Вот те крест!
– "вера в крест" меня не трогает и "керосинщик" получает "по всей строгости совецких законов". А враги?

– "Продаёшь керосин? Продавай, керосин - нужный, необходимый в жизни товар, без керосину нет света... Где взял"?
– выяснять, где аборигены добывают керосин - указаний от старших командиров по этому вопросу не получали.

– "Недосмотр, граничащий с преступной халатностью"! В самом деле, не из-за линии фронта, в конце-то концов, оккупированные граждане керосин получали!?

– Наивный вопрос! Керосин "просачивался" от оккупантов! Только один керосин из продуктов крекинга нефти обладает "сверхтекучестью"! "Враги дарили вам свет"!
– наконец-то пришло понимание:

– Бесяра, признавайся: в теле какого оккупанта проживал!? Откуда столько знаешь о керосине!?

Иные граждане заправляли осветительные приборы бензином. Немецким бензином. Выпрошенным. Заработанным. Краденым. Краденый бензин горел ярче, но взрывался чаще.

– Для нефтепродуктов существет определение "температура вспышки" и у бензина она ниже, чем у керосина. Потому лампы, заправленные бензином и взрывались. И соль не помогала.

– Если бы граждане и знали о "температуре вспышки" - от бензина для лапы не отказались.

Бочки с бензином немцы складировали на улице и оставляли часового караулить "стратегические материалы".

Обычная немецкая ошибка того времени: оставлять бочки с бензином без присмотра среди оккупированных жителей! Чужая мораль на моей земле! Явный недосмотр!

Часовой не выдерживал русского холода, уходил греться в ближайшую келью и для детей наступал сладостный, захватывающимй дух миг краж. Пока солдат отогревал конечности, наслаждаясь неароматным теплом кельи - ловкие и быстрые аборигены успевали открыть тару и похитить какое-то количество нефтепродукта.

Слабые детские силы не позволяли управляться с тяжёлыми бочками и воришки в спешке разливали бензина больше, чем уносили.

Силы-то детские, а всё же двухсотлитровые бочки ухитрялись кантовать! Откуда брались?

– Что непонятно? Страх получить пинок в зад от часового превращал любого дохляка в "геракла".

Немецкий бензин - розовый и память не врёт: завинчивающиеся пробки у бочек находились сбоку, в центре.

Как похитители открывали пробки бочек и ни разу не высекли искры - объяснить не могу, но если бы получили искру, то монастырь сгорел бы зимой, а не летом.

Один раз имел удовольствие участвовать в краже вражеского бензина, но по возвращении с улицы был обнюхан матерью и наказан:

– Что забыл в бочках!?
– повторяю, мать какое-то время воспитывалась в приюте, где воровство пресекалось самими воспитанниками. Это в прежние времена, а как обстоит дело с воровством в нынешних приютах - "опроса общественного мнения" не проводил.

– Плохо. Портится "молодая поросль"...

День кражи немецкого бензина помню: зимний, вторая половина, небо - пасмурное.

Какой вред тогда причинили монастырские похитители бензина Вермахту - неведомо, но они достойны того, чтобы упомянуть их в записках.

Иногда враги дарили бутылку опасной жидкости просто так, за "данке шён". Многие знали, что заправлять осветительную лампу немецким бензином - риск: нагреваясь в лампе, пары бензина взрывались, и тогда спасения от огня не было. Чайная ложка неочищенного хлористого натрия что добавляли в лампу, в какой-то мере предотвращала взрыв чужого бензина, но насколько можно было доверять союзу немецкого бензина с поваренной солью неизвестного происхождения - такими данными, ни бес, ни я не располагаем.

Но куда деваться? Или риск сгореть от собственной лампы, или "тьма кромешная"? Из чего выбирать? что иное оставалось оккупированным?

Возможно, что у кого-то есть данные о том, сколько сгорело домов от взорвавшихся ламп и примусов, заправленных вражеским бензином.

Даже и в этом проклятые враги приносили несчастья!

И всё же керосин экономили, а лампу зажигали на короткое время. Её свет нужен был для того, чтобы приготовить лежбище для сна. Время от захода солнца до торжественного момента зажигания лампы называлось "сумеречением" и затягивалось до предела.