О, мать Плита, ты - последняя, кому пропою малую похвалу... хотя плита, вечное и великое, нужное чудо-сооружение из кирпичей и глины, греющее и питающее - в одах и гимнах моего приготовления не нуждается.

Любимым занятием было взять щепку, зажечь и любоваться язычком жёлтого пламени. Забава!

"Граждане! Не допускайте детских шалостей с огнём"!
– ни от кого и ни разу не слышал предупреждающего лозунга, но если и слышал - от проверки огнём удивительного стекла не удержался: "не берёт удар молотком - посмотрю, как против огня устоит"!
– и удивительное стекло загорелось чистым, с синевой по краям факела пламенем, испуская сладкий, незнакомый, аромат. Восхительное зрелище зрению и разуму:

– "Горит"!
– юный пироман двумя пальцами правой руки держал за уголок кусок удивительного стекла, а другой конец всё сильнее и жарче разгорался... От горящей части куска отделялись капли и падали на железный лист перед плитой... Вначале капли были маленькие, горели в начале пути, гасли испуская звук "в-жж-ик" и падали на лист потемневшими каплями.

Красиво! Похоже на бомбёжку в миниатюре! Я сидел перед открытой дверцей плиты на левом бедре, левой рукой упирался в пол, а правая рука преобразилась в двигатель любимого самолёта и совершала виражи.

Кусок разгорающегося удивительного стекла представлялся горящим самолётом неизвестной принадлежности, и он "летел" моей рукой! Вот оно, бедствие в миниатюре!

При очередном "заходе на цель" жирная и яркая капля-бомба оторвалась как и от настоящего "самолёта", громко жужжа - шлёпнула по голой правой ляжки выше колена! Точно в центр ляжки! на голое тело!
– штаны из тонкого брезента неизвестной армии не смогли защитить "народ", не прикрывали моих тощих ляжек! Будь одежонка ниже колен - отделался бы не таким ужасным ожогом! Вывод: родители, не шейте детям короткие штаны из армейского брезента! Пусть и тонкого... А вы, дети, всеми способами протестуйте против ношения коротких штанов из армейского брезента!

– О-о-уй! Ай-яй! А-а-а-а-оу-у-ю-ю!
– вспомнил и провыл все гласные литеры родной кириллицы в полное горло!
– тогдащний вой в громкости не уступал вою сирен с ручным приводом, коими предупреждали граждан города о налёте вражеской авиации в начале войны.

Мать быстро оценила обстановку и смазала ожог подсолнечным маслом. Ох, какая это была боль! К вечеру "путь страданий" продолжился: поднялась температура и был вписан в "больные".

Но не всем телом, и не с вниманием, кое положено ожоговым больным. Окружающие считали, что бедствие коснулось краем, особо не зацепило, не смертельно... Болела "блямба" на ляжке от "термитной бомбы" местного изготовления. Быстро появившийся волдырь размером не превышал полтинник с "девятью граммами чистого серебра" двадцать второго года издания и с профилем "вождя мирового пролетариата", но боль превосходила цену полтинника в сотни полтинников. Если бы у меня имелись полтинники - отдал бы все до последнего за избавление от боли!

Ныне полтинники с "девятью граммами чистого серебра" - редкость для нумизматов, ценность, а блямбы от ожогов у любопытных мальчиков лечат не подсолнечным маслом, а современными эффективными препаратами.

Вот он, результат любви к "аппаратам тяжелее воздуха" в паре с любовью к метанию "зажигательных" бомб, запрещённых конвенциями!

Может, хватит полётов и бросания бомб?

Лечение подсолнечным маслом продолжалось: иных препаратов не было. Если бы не подсолнечное масло, а что-то иное - блямбу на ляжке лечили бы иным и с "скорым положительным эффектом".

Что взяло верх на болячкой - не знаю, но склоняюсь к мнению о силе растительного масла: дохляк, каким был на то время, победить болячку без союзника "масло растительное" - не смог бы...

Заверяю: получить рану на тело - больно, тяжко и грустно, но наблюдать заживление раны приятнее, чем помнить начало "дороги страданий".

Пребывать домашним "ожоговым центром", страдальцем и втайне видеть себя, но не мать, "лечащим врачом" - ради такого можно вытерпеть и большие муки!

Любовь к забаве с огнём не пропала: печь люблю до сего дня.

– Пожалуй, нет таких, у кого сооружение из кирпичей и глины с именем "печь" вызывало бы отвращение. Как можно не любить печь, это вечное, дивное, первое и основное устройство в жизни? Простейшее, но столь необходимое, достойное высшей похвалы строение! Сказочный Емеля на печи ездил, а не на джипе "Чероки"!

– Согласен. Грустные, документальные кадры сгоревших деревень в далёкой войне, вселяют оптимизм и надежду на печь:

– "смотрите и думайте: всё, к ядрёной матери, выгорело, а печь и труба - остались! Стоит подумать на будущее о строительстве несгораемых жилищ, что-то похожее на русскую печь.

Получал "льготы" как пострадавший? Имел от своих "страданий" хотя бы малейшую выгоду перед сёстрами? Нет, как "страдальца" ничем не выделяли:

– Добаловался с огнём, "испытатель" хренов!

Глава 99.

Гимн партизанскому движению.

Зима сорок третьего года оказалась не такой лютой, как прошлая. Не потому ли, что был спрятан в пальто из сукна от немецкой шинели, но с подкладкой русского происхождения в переработке руками талантливой русской портнихи? Немецкое сукно на русской вате - союз двух товаров грел тело русского шкета...