Шрифт:
Трень по косточкам, брень по бренненьким
(Старинная португальская баллада)
То не кони-люди скачут, то Дон-Педро склеп де Кастро разрушает, вынимает из гробницы прах Инесы, саван на фату меняет, и венчается Дон-Педро, по прозванью Правосудный, Лев Коимбры, Лузитанец, на шкелете на червивом, на смердящем, в память сердца, что предательски стучало о любви его преступной Королю-отцу доносец, тут Инесе уж недолго жить осталось, а Дон-Педро, Лев Коимбры, Правосудный, Короля-отца за это воевал победоносно и на троне Португальском, со шкелетом повенчавшись, восседал, пока склонялись пред сеньорою-шкелетом все придворные вельможи и расфранченные дамы, но вот полночь бьет, Дон-Педро, к королеве обращаясь, тихо молвил: не угодно ль ей за Педро за супругом в брачные взойти покои, и шкелет сказала «да».
Дона Мария
Но минуло с тех пор лет этак триста,
И португальцы варварством своим
На всю Европу славятся к тому же.
Дончик Хуанчик
В отличие от нас. Коррехидор,
Конечно, не дон Педро, это верно,
Но сватов в усыпальницу Ла Гранха
Пошлет, была б цехинов лишних сотня.
И вот, глядишь, услужливый министр
(Чтоб больше тавтологий нам не знать!)
Подстережет монарха благодушье —
Рескрипт готов: король дает добро.
А там недолго к аналою гроб
С невестою доставить, перепутав
Венчанье с панихидой… И привет.
Кто был никем, тот станет всем. Горняшка
Отныне наречется де Кеведо.
Дона Мария
В глазах темнеет. Я тебе не верю.
Ты жаден, Хуанито, до моих…
Дончик Хуанчик
Судить о кастильянцах по себе —
Ошибка всех кордованцев.
Дона Мария
Не смей!
Я не позволю, слышишь? За рубли
Кордованцы еще не продавались.
Дончик Хуанчик
Спокойно. Передумала — скажи,
А подозрительностию притворной
Маскировать естественное право
Любой дрожащей твари на надежду
Здесь незачем. Действительно, а вдруг…
Но только не порочьте, ваша светлость,
Ни Хуанито, ни страну его.
(Делает вид, что уходит?)
Дона Мария
Хуанчик!.. Не хами. Не забывай:
Тебе, в отличье от меня, терять
Есть что. Во всех к тому же отношеньях.
Тебя хоть и не вижу — здесь темно,
Уверена, что побледнел ты… Значит,
Наш уговор я в силе сохраняю:
Ты превращаешь зеркальце в кинжал,
Сверкающий, как жадные глаза
При виде драгоценностей. За это
Они — твои, сокровища мои!
(Падает на кровать и натягивает на голову подушку. Дончик Хуанчик поспешно уходит?)
— И повторяю: молиться, молиться и молиться, — и дверь за ним поспешно затворилась.
Дельта II
Его светлость был удовлетворен от аза до ижицы, от темени до подошвы. Не оставалось ни щелочки, ни зазора — все сплошь было счастьем; той невозможностью желать большего, что чревата инфарктом: сердце-паровик привыкло без передыху бежать к вершине рельсового треугольничка, а тут извольте: приехали, туш. Долго пребывать в таком состоянии душа деятельного человека не может. Ему подавай заботу, тревогу. И дон Хуан смутно уже испытывал таковую. Она родилась, как мир — неведомо из чего, но отсутствие родословной (разумных причин) отнюдь ее не уменьшало. Поэтому альгуасил, которого его светлость принимал в саду, увидал перед собою человека счастливого, но далеко не безмятежного.
— Я знал, крацины заживут быстро, — сказал альгуасил, этим он сделал приятное «на троих», словно дон Хуан, Алонсо и Констанция сообща обладали прелестным, хотя немного расцарапанным личиком (впрочем, выражаясь фигурально, так оно и было; разве только оскорбительным образом дон Педро зачислил в «царапины» и почетное ранение Алонсо). — Простите, что я нарушил ваш покой, — и снова не имелся в виду никто конкретно — ни небесное созданье, ни Сирота С Севера, ни его светлость. Выходит, и покоем они пользовались одним на всех троих — как грайи своим глазом. — Тяжек крест хустисии, — продолжал он, потрясая своей увенчанной крестиком хустисией, — бодрствуешь, понимаешь, во славу святого Мартина-милиционера, даже слывешь причиной мелких неудобств, а что оберегаешь от крупных — это не всегда встречает понимание…