Консервативная Америка продолжала пребывать в состоянии ура-патриотического экстаза. Враг был разбит, но страсти не улеглись. Момент был самым подходящим для того, чтобы дать "высокому порыву" новое направление. И этим моментом воспользовались предприниматели и правительство, объявившие "отечество в опасности".

21 января 1919 г. тридцать пять тысяч судостроителей Сиэтла объявили забастовку. Они требовали увеличить заработную плату и сократить рабочий день. Сформированный рабочими Сиэтла из представителей всех местных профсоюзов центральный совет решил провести всеобщую забастовку солидарности. Даже местные отделения Американской федерации труда, вопреки обычаю, присоединились к решению. Был создан стачечный комитет, который, не медля ни минуты, приступил к разработке плана действий.

3 февраля комитет поместил в газетах прокламацию о забастовке. Всеобщая забастовка должна была начаться через три дня.

В Сиэтле воцарилась предгрозовая тишина. Подозрительно быстро исчезли товары из аптекарских и продовольственных магазинов. Опустели полки оружейных лавок. "Сиэтл юнион рекорд" — газета центрального рабочего совета — вынуждена была обратиться к жителям с призывом соблюдать спокойствие и не поддаваться панике. Газета разъяснила, что в период забастовки стачечный комитет будет обеспечивать бесперебойное снабжение города всеми предметами первой необходимости, дети и больные не останутся без присмотра, в городе будет поддерживаться закон и порядок, жизненно важные предприятия не будут остановлены.

Но страсти накалялись. "Остановитесь, пока не поздно! Здесь вам не Россия!" — предупреждали аншлаги местных газет. Рисунок в "Пост интеллидженсер" изображал красный флаг, реющий над звездно-полосатым американским. Под рисунком была подпись: "Не бывать этому и через тысячу лет!"

6 февраля всякая работа в городе прекратилась. Шестьдесят тысяч рабочих спрятали руки в карманы. Работали только предприятия бытового обслуживания. Город по-прежнему получал продовольствие, уголь, воду, свет и пар. Вопреки жутким прогнозам перепуганных газетных кликуш, повсеместно царил образцовый порядок.

Но слишком скоро стало ясно, что всеобщая забастовка рабочих Сиэтла не вызовет всеобщей поддержки в стране. Пожалуй, и сами организаторы забастовки с самого начала не вполне представляли себе, чем закончится их выступление. "Мы вступили на путь, который ведет в неизвестность" — эти слова из обращения стачечного комитета к жителям Сиэтла лучше всего показывают, что забастовка была скорее дерзким вызовом традиционному духу консерватизма, чем делом, все возможные последствия которого были продуманы наперед.

Забастовщики решились на многое. Городская власть фактически находилась в их руках. Но эта кульминация оказалась и началом их поражения. Ура-патриоты были шокированы событиями в Сиэтле. Даже среди лидеров Американской федерации труда забастовка встретила ледяной прием. "Забастовкой в Сиэтле руководят красные! Они репетируют революцию!" — подобными заголовками пестрели газеты.

Семь дней кряду страна янки походила на встревоженный улей. Затем наступила развязка.

Оль Гансен был мэром Сиэтла. Он питал особую ненависть к уоббли, которые, заявляли, что "каждая забастовка — это революция в миниатюре и репетиция настоящей". Непоколебимо убежденный, что этой всеобщей забастовкой заправляют "эти чертовы уоббли", Гансен видел в ней призрак грядущей "анархии на русский манер". Как "настоящий американец", он не мог допустить, чтобы Сиэтл дал сигнал к революции. "К тому же, — как замечает американский историк Р. Мюррей, — он нимало не сомневался в том, что, принимая этот вызов, он сможет рассчитывать на прекрасное будущее".

Точно определив момент, когда враждебные забастовке настроения достигли апогея, Оль Гансен потребовал ввести в Сиэтл федеральные войска.

"Для жителей Сиэтла, — возгласил он на следующий день после введения войск, — наступила пора доказать, что они привержены принципам американизма".

Рабочие получили безжалостный ультиматум: "Капитуляция или свинец!".

Отступив перед объединенным фронтом предпринимателей и ура-патриотов под сильным нажимом лидеров Американской федерации труда, рабочие Сиэтла вынуждены были прекратить забастовку.

Оль Гансен оказался в выигрыше, реакционная печать окружила его личность ореолом национального героя. Газеты соревновались в придумывании самых лестных похвал в адрес мэра — "человека, не знающего сомнений", "человека твердого, как скала", "истинного патриота". Журналы выражали горячее желание организовать для мэра выборную кампанию, если он выставит свою кандидатуру на какой-либо пост, хотя бы и на пост президента. "Гансен — самый что ни на есть американец. Он украсит любую должность в Америке!" — захлебывались от восторга газеты.

Несколько месяцев спустя мэр Сиэтла подал в отставку. Он решил отправиться в турне по стране с лекциями "об опасности внутреннего большевизма".

Семь месяцев на лекторском поприще принесли ему тридцать восемь тысяч долларов чистого дохода. Оль Гансен был воистину "настоящим американцем".

Не федеральные войска со стальными штыками сломили рабочих Сиэтла, а враждебность многомиллионной толпы "чистокровных" янки, поднявших "священные хоругви" американизма.