Спустя двадцать четыре часа после того, как я пригласил на свидание Целести, наша коллега по работе в фаст-фуде пригласила на свидание меня. Её звали Лиза. У неё были рыжие кудри, светлая кожа, самые замечательные веснушки и искрящиеся глаза. Мы с Лизой тоже были склонны проводить вместе много свободного времени. Неделю назад мы оказались в моей машине на длинном изъеденном ямами и пересечённым промоинами участке заброшенной дороги в депрессивном районе. «Давай посмотрим, как высоко мы сможем подняться над землёй! Держись!» — сказал я.

Я надавил на газ. Она крепко ухватилась за мою руку. Двигаясь достаточно быстро и правильно проезжая промоины нам удалось подниматься в воздух фута на три, приземляясь в облаке пыли, как в кино. Позже она сказала, что хотела, чтоб я её поцеловал. Я этого не заметил.

Итак, она позвала меня на свидание всего на день позже, чем я позвал Целести. Мы вместе стояли в первом окне, обслуживающем автомобилистов, оба в вызывающей зуд голубой полиэстеровой юниформе с эмблемой фаст-фуда. Она положила руки мне на грудь. «Той ночью было здорово», — сказала она, непривычно стыдливо. «Давай устроим свидание.»

Я застыл. Я не был уверен в том, как именно следует плыть по неясным водам, которыми мне представлялось одновременное начало двух отношений, а просто поговорить об этом с ней и Целести мне просто не пришло в голову. Я глубоко вдохнул и сказал: «Нет. Я не могу. Думаю, мы с Целести только что начали встречаться.» Для того, что я полностью оценил значение хорошей коммуникации, потребовалось много лет и два разбитых сердца.

Несколько недель спустя Лиза стала встречаться с моим другом Джейком. Все мы четверо были друзьями и вместе работали, так что были вместе почти непрерывно, как на работе, так и вне неё. Между мной и Лизой было сумасшедшее сексуальное притяжение, то же самое было между Джейком и Целести, но ниому из нас не было вполне понятно что с этим делать. Лиза поведала мне, что она хотела пригласить меня на несколько недель раньше, чем это действительно случилось, когда она набралась смелости. Целести рассказала, что ей был интересен Джейк и всего за несколько дней до того, как я её пригласил, она думала пригласить его. Все мы были пропитаны сексуальными желаниями, но не имели ни малейшего представления о том как с этим быть.

Когда мы с Целести начали встречаться, я совершенно не имел опыта «настоящих» отношений. Мало того, я не чувствовал связи с тем, что другие люди принимали как должное. Я не хотел быть для кого-то единственным. Моногамия в моих глазах не имела смысла. Никогда не имела, даже когда я был маленьким ребёнком. Когда миссис Ньют, учительница, рассказывала нам историю о прекрасной принцессе, пытающейся сделать выбор между двумя прекрасными принцами, я озадаченно уставился на неё. Я мало знал о принцах и принцессах, но принимал на веру, что принцессы живут в замках. Все знают, что замки довольно велики и в них множество комнат. Если они оба её любят и оба ей нравятся, так в чём проблема? Разумеется, там найдётся место для всех троих, так? Я просто не понимал этого на самом фундаментальном уровне.

Целести же это понимала. Моногамия имела для неё смысл. Каждый раз, когда я пытался поговорить с ней об отношениях, она смотрела на меня как на трёхголового инопланетянина с щупальцами в неожиданных местах. «Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что в ней нет смысла?» — спрашивала она. «Ты встречаешься с людьми, пока не находишь Единственного, а потом вы остепеняетесь!»

«Хорошо», — неуверенно отвечал я. «Но что, если ты не хочешь остепеняться?» Разговор на этом заканчивался.

Великий американский сатирик Генри Менкен сказал однажды: «Для каждой сложной проблемы есть простое, ясное, но неправильное решение.» Насколько я знаю, он говорил не о моей личной жизни, но и в этом случае он был бы прав.

Я знал, что наши с Целести взгляды на отношения различаются и подозревал, что в какой-то момент это станет Большой Проблемой. Я стремительно влюблялся в неё, и казалось благоразумным, чтоб мы имели общее понимание того, как должны выглядеть наши отношения. И я наткнулся на решение: простое, ясное… и неправильное.

Возможно, думал я, если я не могу объяснить ей, я могу показать! Возможно, если она ощутит, что у неё самой может быть другой любовник и это не меняет её отношения ко мне, она будет понимать меня лучше!

Я знал, что она считает Джейка притягательным. Я знал, что это чувство взаимно. Я понимал, что для того, чтоб оказаться вместе в постели им нужен лишь лёгкий толчок. Я подумал: «Ага! Это изящное решение! Когда она почувствует на что это похоже, она поймёт мои чувства! Она поймёт, что у принцессы могут быть два принца, а у принца могут быть две принцессы и всё будет хорошо!»

Так, в один солнечный выходной, когда мы с Джейком куда-то ехали, я посмотрел ему в глаза и спросил: «Слушай, мужик, ты можешь оказать мне услугу? Это может прозвучать немного странно, но не мог бы ты трахнуть уже мою девушку?»

Он подумал с минуту и пожал плечами, как будто я попросил его одолжить мне велосипед или что-то в этом роде и ответил: «Легко!»

В этом заключались все наши переговоры по поводу немоногамии. Мы не знали никого, кто бы пробовал что-то подобное. У нас не было слов, чтоб описать то, что мы хотели. У нас не было ролевых моделей. Для всех нас четверых секс был чем-то, чем мы занимались, а не тем, о чём мы разговаривали.

Я оставил обсуждение этого с Лизой Джейку. Через несколько дней он пришёл и сказал, что она нашла эту идею позитивной и волнующей. Джейк предложил, чтоб мы подарили Целести секс втроём. Мы считали себя экспертами в этой области, ведь мы однажды занимались сексом втроём с Кейтлин. И что могло бы быть лучшей защитой от любых её страхов по поводу того, что я могу ревновать? Если Целести будет видеть меня рядом, пока они с Джейком будут заниматься сексом, она конечно же поймёт, что для меня это действительно нормально. И, в результате, когда она почувствует, что её чувства ко мне совершенно не изменились, она наконец поймёт меня по-настоящему. Как это может не сработать?