Но я продолжал пытаться. Возникавшие у меня связи были достаточно приятными, чтоб показать мне, что оно того стоит, даже если я совершал ошибки и делал что-то неправильно. И до меня начало медленно доходить, что никто из окружающих, все эти люди, которые казались мне такими уверенными в себе, не пользуется безошибочной инструкцией. Я видел как другие люди тоже совершают ошибки и что-то делают неправильно. Я видел дружбы, разрушенные непониманием. Похоже, все мы на каком-то этапе делаем что-то такое.

И в результате я почувствовал себя гораздо лучше. Когда я понял, что мы все не безупречны, мне стало гораздо проще пытаться, и не казниться, если не всё пошло правильно. Также, благодаря этому мне стало проще прощать людей, когда делали что-то не правильно они.

Таким образом, я пришёл к мысли, что жизнь принадлежит мне самому и мне не нужно ничьё одобрение для того, чтобы быть счастливым.

Но было нечто, полностью ускользавшее от меня. Я не имел ни малейшего представления о том, как строить любовные отношения.

Любовные отношения почему-то существали как бы в отдельной реальности, совершенно не связанной с миром, в котором функционирует дружба. Всё, что я понял про то как строить дружбы: то, что нет набора правил и успех достигается методом проб и проговаривания желаний, что можно встретить отказ, но это не проблема, потому что результат всё равно того стоит… всё это, похоже, было совершенно неприменимо к любви.

Я мог разговаривать с девушками как с друзьями. Фактически, многие мои близкие друзья в старшей школе были именно девушками. Но как только над подростковым супом чувств и побуждений поднимались головы каких-либо романтических или сексуальных желаний, я мгновенно терял способность мыслить и действовать.

В последние годы старшей школы и первый год колледжа я пытался рассматривать женщин как головоломку, которую надо разгадать. Я думал что, конечно же, если я только смогу понять чего хотят женщины, я буду знать что делать! Этот подход, однако, никогда толком не работал, так как женщины оказались озадачивающе различны. Как только мне казалось что я понял, чего хочет одна из них, я немедленно обнаруживал, что остальные остаются для меня полными загадками. Так я предположил, что мне просто нужно больше данных. Если бы я только смог познать тайну мотивации женщин, всё было бы отлично! Ключ к тому, чтоб обзавестись девушкой казался соблазнительно близким, если бы я только смог разгадать загадку. Я тратил так много времени пытаясь решить эту головоломку и научиться привлекать женщин, что я совершенно непостижимым для подростка образом оказался позорно неспособен замечать как я нравился им.

Это и привело к тому, что я пришёл на выпускной с двумя девушками. Не потому, что я попросил их об этом, а потому, что они попросили меня. Я ответил «да» обеим, совершенно не подумав о том, что говоря «да» второй я ставлю в неловкое положение первую. Я всё ещё не осознавал того, что моногамия это явление и, тем более, того, что моногамия принимается большинством людей очень всерьёз. Вероятно это был бы мировой рекорд по улыбке удачи, но когда день пришёл, ни одна из них не была смущена присутствием другой.

Кроме того, я никогда не мог найти подхода к тому, как говорить с женщинами как с потенциальными партнёрами, а не как с друзьями. У меня выработался шаблон: у меня появляется подруга, мы с ней проводим время вместе, мы становимся близки. Потом, месяцы или даже годы спустя, я обнаруживаю, что где-то на этом пути я влюбился в неё. В тот момент, когда я обнаруживал это, я оказывался совершенно потерян и абсолютно не понимал, что мне говорить или делать. Логичный выход — поговорить с ней и узнать, заинтересована ли она в построении со мной романтических отношений, наводил на меня ужас.

Таким образом, я чаще полностью сдавался, чем наоборот. Мы отдалялись, дружба становилась натянутой и в результате умирала заброшенной. Я мог лежать по ночам без сна, гадая, что бы я мог сделать иначе. Но среди всех мыслей, приходивших в мою голову во время этих запоздалых полночных размышлений, когда я раз за разом перебирал всё, что я мог сделать неправильно, у меня ни разу не возникла мысль открыто поговорить о том, что я хочу.

Похоже что в нашей культуре существует понимание того, что если мы предоставим детям самостоятельно изучать математику, историю или литературу, мало кто из них в этом преуспеет. Поэтому мы создали формальную систему образования, которая помогает людям стать достойными членами общества. Но мы не обучаем детей коммуникации, сочувствию, умению прощать, эмпатии и многим другим умениям, которые необходимы для того чтоб стать настоящими людьми. Мы предоставляем детям узнавать всё это самостоятельно. И результаты примерно таковы же, как если бы мы ожидали от них, что они самостоятельно выведут законы алгебры. Разница состоит в том, что навыки межличностного общения большинству людей куда нужнее, чем алгебра.

К тому времени, как я оказался в Новом Колледже, мне было двадцать три года и я был куда более опытен в межличностных отношениях, чем стеснительный парень, никогда не имевший друзей, только что оказавшийся во Флориде. Я узнал несколько полезных принципов, вроде того, что я не получу того, что хочу, если не скажу о том, что хочу. Я научился говорить о сексе и любви. Я научился чувствовать притяжение к симпатичной девушке и не бежать от этого в ужасе с поджатым хвостом. Но в своём желании одновременно любить более, чем одного человека я чувствовал себя очень, очень одиноким.