– Почтенный Шафкат, тут ещё остался сушёный фамс, - Алсек наклонился над завернувшимся в циновку магом, держа в руке пучок белесых волокон. Фамс, твёрдый, как щепка, уже не напоминал рыбу ни видом, ни запахом, и его вкус был вкусом песка и соли. Алсек бросил в рот пару волокон и поглядел на мага, ожидая ответа.

– М-м… Нет, я откажусь, - пробормотал засыпающий чародей и повернулся лицом к стене. Между ним и Аманкайей оставалось немного места для Алсека – и одна свёрнутая в трубку циновка.

– Тогда останется на утро, - кивнул изыскатель, высыпая волокна обратно в полупустую суму. Припасы подходили к концу – только воды было в избытке, и Алсек очень надеялся, что к утру с северных полей вернётся Ярра с парой вьюков еды. Кошка сгинула ещё до заката – утренняя погоня за стаей сегонов утомила её, сухое мясо надоело. «Могли бы и мы ночевать под крышей,» - вздохнул про себя Алсек. Спать на камнях и песке надоело и ему. Хвала богам, эта вылазка вскоре должна была закончиться! Кости, извлечённые из «башни панцирников» и вычищенные песчаным ветром, лежали в мешках вместе с пригоршней резных чешуй, расколотыми стеклянными кольцами и зубами неведомых зверей. Могильник снова принадлежал водяным жукам – Алсек был уверен, что ещё двадцать веков никто туда и носа не сунет. Близились к завершению и другие дела – ещё три дня назад крылатая вирка, собранная Хифинхелфом из чего попало, взлетела и помчалась на юго-запад, и если на неё не позарятся сегоны – а вкусной она не выглядит – то со дня на день она принесёт ответ. Алсеку было слегка не по себе – раньше он с Гевахелгами не переписывался и вообще встречался с ними нечасто. Хифинхелф почти уверен был, что они ничего не ответят… или что вирка без следа затеряется в их городе. Там немудрено затеряться – Алсек видел эти древние руины издалека и удивлялся только тому, как могли там жить его предки.

– Что с тобой, Алсек? – ящер приподнялся и удивлённо посмотрел на изыскателя. – Чего не спишь?

– Сейчас лягу, - прошептал жрец, а про себя усмехнулся. Давно Хифинхелф не был таким спокойным – даже шипеть перестал…

С севера тянуло цветущими кустами, Яртисом и жареным мясом, куманы лениво рявкали друг на друга, разбредаясь по загонам, скрежетали друг о друга панцири анкехьо. Алсек развернул циновку и лёг головой к выходу, глядя в темноту. У «порога» пещеры едва заметно мерцали тонкие паутинки защитного заклятия, дальше в темноте скрывались значки, вычерченные на песке Хифинхелфом – против диких зверей, чтобы защита не срабатывала зазря. В первую ночь она всё-таки полыхнула, перепугав до полусмерти кота из ближайшей хижины и всех, кто спал в пещере, теперь иприлор чертил знаки. Кроме кота, никто не совался к изыскателям ночью, а если бы не мертвяки в могильниках, Алсек не стал бы и защиту ставить. Ночью в Пустыне Ха тихо…

– Лунно сегодня, - ящер покосился на небо, где горели шесть маленьких лун, и прикрыл голову краем циновки. – Хочешь – ложись тут, с краю, я закрою тебя от света.

– Не тревожься, Хиф, - отмахнулся Алсек. – Я так, задумался немного. Плохо всё-таки, что могильник так размыло. Ни одного внятного значка на вещах – всё затёрлось. Я просил мёртвых рассказать что-нибудь, но без толку. Сюда бы Нециса…

– Броссь, - тяжело качнул головой иприлор. – Не вссе имена удаётсся прочессть. Так вссегда. А Нециссу вовссе незачем ссмотреть на вссё это. Он ведь тоже Нерсси, это были его ссородичи.

Алсек прикусил язык. Не надо было вспоминать о Нецисе – ясно же было, что Хифинхелф расстроится…

– Да будут наши глаза зоркими и во сне, - пробормотал он, приложив пальцы ко лбу. «Может, в видениях воинам легче говорить?» - без особой надежды подумал он. «Хоть бы Куннаргаан сказал что-нибудь внятное! Может, ему не понравилось в чертогах солнца?»

Открыв глаза снова, Алсек обнаружил, что солнце уже высоко – и что сам он, в тёмно-пурпурной накидке жреца, стоит на одном из гребней и держит в руке дымящуюся курильницу. Чуть поодаль, шагах в пяти, стоял ещё один жрец – тоже в пурпуре, и костяное ожерелье – «рука Владыки» - лежало на его груди. Алсек поспешно ощупал себя – костяные крючки укололи ладонь. Он вздрогнул и растерянно огляделся.

Пурпурные жрецы – не меньше десяти – выстроились в две цепи по краям ложбины, а на дне её с оружием наизготовку стояли воины, все в золотой чешуе. Они не двигались и молчали. Там, где заканчивался строй – у скальной стены, из которой выступала часть полукруглой башни – сидели четверо каменщиков, карауля небольшую брешь. В неё едва протиснулся бы человек, и два плоских камня – как раз по её форме – лежали рядом, под молчаливым присмотром строителей. Крыша башни – тяжёлая плита – уже была плотно пригнана, но ещё не скрылась под песком, и стены ещё не источил пустынный ветер.

«Боги!» - Алсек изумлённо заморгал, но видение никуда не делось. «Это же…» Он снова ощупал грудь – костяные «когти» сухо застучали. «Там же, внизу…»

Его мысли прервал скрежет металла по камню. Воины шевельнулись, направляя колдовские жезлы на то, что медленно двигалось меж колоннами, время от времени дёргаясь и замирая.

Двое Ти-Нау волокли к пролому связанного иларса в тёмной броне из крохотных чешуй. Он молча сопротивлялся, и они едва справлялись с ним. Алсек не видел его лица – лишь тронутую сединой макушку, черепа-наплечники и сверкающие золотом путы, оплетавшие тело.

«Око Згена! Они же его туда…» - Алсек покосился на пролом в стене башни и вздрогнул. Пленник ещё раз дёрнулся, едва не опрокинув обоих воинов, на нём повис ещё один, на мгновение иларс повернулся лицом к гребню – его кожа была серебристо-белой, не тронутой ни солнцем, ни раскраской. Алсек судорожно вздохнул, бросая курильницу на песок. «Нецис?!»

Четыре золотых луча сошлись на груди иларса, и он, пошатнувшись, повалился наземь. Его снова схватили. Строй смешался – те, кто должен был стоять у пролома, сунулись к пленнику, чтобы потыкать его жезлами, и тут же отшатнулись. Иларс каким-то чудом вывернулся и откатился к скале – и теперь прижался к ней спиной, пытаясь порвать путы о камень. Между ним и Алсеком стоял только один растерянный стражник.