Шрифт:
Не хотелось думать, что могут схватить «бобики», эти прихвостни фашистов. Верилось - все должно получиться. Ведь это его первое боевое задание.
Гриша поглубже зарылся в сено и не заметил, как задремал.
– Ну вот и приехали,- разбудив Гришу, тихо сказал Горохов.- К утру дело идет. Немного посидим и расстанемся.
В кронах деревьев потихоньку шумел слабый ветер.
– Может, к рассвету и поземка покатит. Это хорошо бы для тебя,- нарушил молчание партизан.
– У вас гранаты есть?
– спросил Гриша.
– А как же! Без них нам нельзя. Всегда при себе.
– Вы одну дадите мне?
– Гриша, конечно, не надеялся, что Горохов вот так сразу и отдаст гранату. Но ему очень нужна была граната.
– Чего нельзя, того нельзя. Приказу такого не было, чтоб тебе гранату давать,- отказал Горохов.
– А вы без приказу,- настаивал Гриша.
– У тебя, Гришуха, задание особое, граната не нужна. Ясно? Одним словом - все. Завтра утром встречаю на опушке. Фонариком помигаю, мол, здесь я. Усвоил? А теперь до свиданьица!
Партизан легонько стегнул лошадь кнутом.
Оставшись один, Гриша сразу почувствовал, как его охватили неуверенность и страх. Постоял минуту-другую, надо идти.
Болото, присыпанное снегом, прогибалось под ногами, тонкий непрочный лед потрескивал, Гриша в темноте натыкался на кочки, поваленные деревья. Сопя и шаркая валенками по шершавому насту, он торопился к рассвету добраться до цели. Со стороны Олехнович послышался короткий гудок паровоза, словно предупреждавший, чтобы Гриша не сбился с пути. Небо светлело, предвещая скорое наступление утра. Паренек так спешил, что не заметил, как выбрался из леса, как в лицо ударил снежной крупой порыв ветра. Под ногами мела поземка. Опять прокричал паровоз. Донесся железный стук вагонных буферов.
Через некоторое время в предрассветных сумерках проглянулись темные контуры строений. Ни огонька, ни человеческого голоса. Гриша постоял минут пять и двинулся дальше, туда, где, как сказал командир, начинались огороды. Вот и изгородь. Залег между грядок в снег. Прислушался. Где-то звякнуло ведро. Заржала лошадь. Раздался короткий сигнал автомашины, и снова все смолкло.
Одолев метров тридцать по-пластунски, Гриша полежал, отдышался. Слева сквозь поземку вспыхнул яркий свет.
– Ракета?!
– испугался Гриша.
Но это была не ракета. Свет автомобильных фар чиркнул по огороду, метнулся в сторону. Гриша успел заметить неподалеку высокий сугроб. «Кажется, землянка»,- подумал он. Ползком приблизился к холмику. Это был погреб. Снегом привалило вход, Гриша быстро отгреб слежавшуюся наметь, приоткрыл дверь и протиснулся в кромешную темноту. Тут же свалился на солому.
Лежал с открытыми глазами. Томила неизвестность, необычность положения. Что же делать дальше? Какая опасность ждет впереди? Тихо, очень тихо кругом…
Очнулся Гриша сразу, будто кто в бок толкнул. Где же это он? Вспомнил - в погребе. Пригляделся. Между досок в двери узкой полоской пробивался солнечный свет. Хотел встать, но тут донесся скрип снега под чьими-то шагами. Кто-то спускался по ступенькам. Гриша втиснулся в самый дальний угол погреба. Отчаянно заколотилось сердце. Дверь с шумом открылась. В погреб ворвался яркий солнечный свет. В проеме стоял паренек. В шубенке, подпоясанной ремнем, на голове вязаный серый колпак, в руках плетеная корзинка. Лицо у парнишки, худое и бледное, с одной стороны освещенное солнцем, напряженно вытянулось. Он долго всматривался в темноту погреба. Увидев Гришу, вскрикнул:
– Ой!
– и попятился назад.
– Погоди!
– негромко потребовал Гриша.
Мальчишка замер. Гриша быстро подскочил к двери и прикрыл ее.
– Ты кто?
– тихо, дрожащим голосом спросил паренек.
– Не зверь лее, а человек, Гришкой звать… А ты кто?
– Петька…
– Чего тебе здесь надо?
– За бульбой пришел.
– Испугался?
– чуть успокоившись, спросил Гриша.- Небось, подумал - воришка, а?
– А я не из пугливых. Откуда такой взялся?
В первое мгновение пришла мысль - запереть парнишку в погребе. Он, Гриша, конечно, сильнее Петьки. Но тут лее отказался от этой мысли: кричать, сопливец, будет. Спросил:
– Батька твой в Олехновичах?
Петька медлил с ответом. «Кто такой? В поселке его не видел ни разу. Не партизан ли?» От этой мысли заколотилось сердце и от страха и от радости.
– Ну, что молчишь?
– уже громче и нетерпеливее спросил Гриша.- Кто твой отец?
– А если скажу - бить будешь?
– опасливо взглянул на незнакомца Петька.
– За что же бить-то?
– За батьку… Он старший полицейский тут,- тихо, в воротник шубейки, пробормотал Петька.
Вот так встреча! Гриша от неожиданности растерялся. Но вид Петьки, его бледное лицо, печальные глаза как будто успокоили Гришу.