Первая мысль — неожиданно. Более чем. Молодая девушка, которая, как правило, должна мечтать о романтике и любви красавца-миллионера, не пишет детских сказок! Однако по виду Валентины угадывалось: едва ли она искала романтики. Нет, она до сих до была предана сказкам. Глаза, как отметил Андрей, слишком детские.

Сказка… В тот момент одно слово, заветное сочетание букв согрело душу лучше, чем выпивка. История, где всё хорошо, не приторно, а осмысленно, наполнено истинным светом. От начала и до конца. Светом, который Андрей искал с тех пор, как повзрослел. В сказках влюблённые живут долго и счастливо, а в жизни он не знал собственного отца. В сказках всё помогает герою, а в жизни сама жизнь губит многих, кто хотел стать героем.

— Покажи мне их, — неожиданно для себя сказал он. И опомнился, когда Валентина робко вручила ему изрисованную тетрадку.

Андрей начал читать, поначалу испугавшись, что тратит время зря, а написанное ею окажется пустышкой. Очередной сладкой пустышкой. Однако вчитался и уловил нечто странное: ведь в сказках принцы привыкли спасать дам от злых мучителей! У Валентины обыкновенные девчонки спасали обыкновенных мальчишек. Нет, дамы в её историях не размахивали мечами. И даже не ездили верхом. Более того, они не делали ничего, что делает мужчина, когда спасает даму. Оставались такими же нежными и слабыми, не наделялись магией, но отчего-то творили именно её. Невидимую, но затрагивающую струны, что трусливо прятались в глубинах души. Валентина без трудностей доставала и теребила их своими пухлыми пальцами. Аккуратными, заботливыми — таким струны повиновались сами и с удовольствием.

Зачастую мужчинам чужды рассказы о любви. Но эти Андрей дочитывал с дрожащими руками. Он не мог поверить своему счастью. Среди постылого хлама в умах человечества, среди запылённой планеты он отыскал бриллиант. Эти сказки. Он помнил, как попросил у Валентины одну из них и читал дома перед сном.

Не без бурчания чертей за спиной Андрей признал: будь души арфами, Валентина стала бы превосходным музыкантом. Шла наряду с Моцартом и Бахом.

— Рукопись я забыла вытащить из сумки. Переплёт раздала знакомым деткам. Им понравилось, — улыбалась она, гуляя с ним по набережной. Серо-белое полотно небес тревожили птицы, пролетавшие по плавным, дугообразным траекториям. Людей же почти не наблюдалось. Со дня знакомства Андрея и Валентины прошла неделя.

— Переплёт? Ты издала их?

— Ага. Встретила одного бородатого человека. Пакеты нёс тяжёлые, а все мимо идут, не смотрят. Подошла. Мы разговорились, а он оказался издателем. Он мне помог.

Первые несколько секунд Андрей ощущал окаменение. Несколько следующих — содрогание собственных плеч. А после громко, раскатисто захохотал, даже прогнулся назад до резкой боли в спине. Масштаб глупости он описать не мог, но ощутил прилив бешеного, нездорового веселья.

— Ну конечно… ну да… — кривил он рот, изо всех сил унимая нервный смех. Валя же смотрела на него и хмурила брови. — Не отрицаю, бывает и такое. Бывает… наверное. Идёшь себе по улице, хочешь, чтобы твои сказки напечатали, и на тебе — издатель. Или ты бредишь, или… живёшь возле издательства.

— Отнюдь, — смутилась она. — Говорю же, вижу — несёт тяжёлые пакеты… прямо тут, на этой набережной. Странная набережная. Недавно я встретила девочку лет пятнадцати, она плакала и на воду смотрела. Подошла, спрашиваю, что случилось — она хотела перелезть за парапет и спрыгнуть! — развела Валентина руки, а Андрей резко помрачнел. Уж с чем, а с желанием той бедняги перелезть за парапет он был порой более чем солидарен. — Уговорила её поесть мороженое, поболтать. Сидели на скамейке до вечера, я её успокаивала. А потом она обняла меня и пошла домой, мириться с мамой. Сейчас она моя подруга. Надя. Очень милая девочка! И очень умная, оказывается, идёт на золотую медаль в школе. — Затем Валентина повернулась к нему и подбоченилась: — Если не веришь, то Наде я могу позвонить, а издателя — найти прямо в издательстве. Сразу убедишься. Мне многие не верят, но рано или поздно убеждаются!

Андрей вгляделся в спутницу круглыми серыми глазами. А что, если крайне странная особа не врёт? И блага жизни сыпятся на её голову чудеснейшим образом? Он хотел поверить в чудо. Прикоснуться к столь нереальным, забавным историям.

— У тебя, наверное, вся жизнь — сказка.

Валентина покраснела и улыбнулась.

— А неделю назад неподалёку от набережной встретила тебя. Интересно — что будет с тобой?

— Надеюсь, за парапет не перелезу.

— Не смей, — она нравоучительно вздёрнула палец. — За тобой нырну!

— Кто я тебе для этого? — вытаращил он глаза, устав удивляться её репликам.

— Просто человек, — не понимая, нужны ли иные причины бросаться за кем-то в Неву, ответила Валентина. — Хороший человек.

— Вообще-то не очень, — послышалась горькая усмешка.

— Говорю тебе, хороший. Ты сам не видишь.

Он ещё долго мотал головой, а она — без устали убеждала. Чертовски, нет — дьявольски удивительно! Он не верил в существование людей, подобных стоявшей напротив девушке. Даже щупал её и задавал вопросы на предмет истинности её существования (что, разумеется, приводило Валю в ступор). По прошествии некоторого времени он заулыбался, как ребёнок, а она стала хмуриться. Он хохотал и просил её расслабиться: он ей верит. По-настоящему. Наконец-то смог. В живое осязаемое чудо, притягивающее остальные мирские чудеса.

Неделя, две, месяц, год. Немного, но жизнь Андрея перевернулась с ног на голову. Может быть, и наоборот — встала правильно. Он хотел бы думать, что Валентина сумасшедшая. В первые минуты и вовсе не сомневался. Однако нет… это не сумасшествие. Отличие от серой массы — бесспорно. Драгоценное, одно на миллион — отчего к Валентине тянулись самые разные люди. От бунтующих подростков до издателей. Что до последних — она познакомила его с пресловутым человеком, издавшим её сказки. И вновь рассказавшим Андрею про тяжёлые пакеты и её помощь. Валентина попросила издателя посмотреть и его рукописи тоже. Они работали над ними вместе не один месяц. Валя нисколько не смущалась жестокости и тяжести атмосферы. Она ценила и их. Только не вбирала в себя, а спокойно, непредвзято созерцала. Всё, что она могла вобрать в себя по-настоящему, было добро… ведь иначе она не прослыла бы чудом во плоти.