Шрифт:
Ты жива, и впереди у тебя целая жизнь. Целая жизнь. Я хочу, чтобы ты думала об этом,
сконцентрировалась на том, чтобы стать сильнее. Твоя сестра хотела бы этого.
Я перевела взгляд на папу, гадая, думал ли он и верил ли он так же, как и мама. Он
улыбнулся и кивнул, но в его взгляде я видела страдания, борьбу с чувствами, которые он пытался
удержать под контролем.
– Элла бы не хотела, чтобы ты тратила хоть минуту своей жизни на чувство вины. Она бы
хотела, чтобы ты жила, делала все, о чем когда-либо мечтала, и многое другое. Делай это для нее,
Мэдди. Живи для нее.
Они хотели, чтобы я была Мэдди. Алекс, папа, мама, друзья, ждавшие в холле часами…
днями, пока я не очнулась. Они ушли только тогда, когда Алекс пообещал, что позвонит, если мое
31
LOVEINBOOKS
состояние изменится. Каждый из них хотел, чтобы Мэдди жила. Они считали меня ею, они убедили
себя в том, что я – это она. Может, настоящая проблема не в том, что они не узнали меня, может,
проблема в том, что я – это я, а не моя сестра. Как я могла сказать им правду, ужасную правду о том,
что девушка, за жизнь которой они так сплоченно молились, умерла?
Я не могла с ними так поступить. Не могла поступить так с ней. Если они хотели, чтобы
Мэдди жила, я сделаю все, чтобы так и было. Мэдди заслужила шанс на настоящую, счастливую
жизнь. Я забрала это у нее злым поворотом руля. Мой эгоизм заставил меня сотворить это с ней. Я
оборвала ее короткую жизнь. Она получит то, что заслуживала.
Мэдди повзрослеет, пойдет в колледж и заведет семью. Я позабочусь, чтобы у нее было то,
чего она хотела, или умру, пытаясь. Я сделаю это для нее, для родителей, для Алекса. Я похороню
себя, а взамен подарю Мэдди свою жизнь.
32
LOVEINBOOKS
11
На улице было холодно. Тонкий слой инея блестел на гранитных надгробиях, люди
осторожно ступали по мокрой траве. Предполагалось, что к середине дня потеплеет, будет ясно и
солнечно.
В любом случае, мне было все равно.
В машине стоял запах сосны и шампуня для ковров. Наверняка на зеркале заднего вида
висит дешевый картонный освежитель воздуха. Если постараться, я могла бы увидеть его со своего
места. Но это значило, что придется пошевелиться, а мне не хотелось.
Окна запотели, и я протерла стекло рукой. Мама с папой уже были там, стояли у глубокой
ямы в земле и говорили со священником. Вокруг них столпились люди с опущенными головами и
напряженными плечами.
Я была рада выбраться из больницы, чем-то заняться, а не просто смотреть на белые стены,
пока все, понизив голос, разговаривали о моем прогрессе. Я больше не плакала днем и не пила
обезболивающее, но это не имело ничего общего с прогрессом, скорее, говорило о том, что мне все
равно. Часть меня умерла вместе с Мэдди, значительная часть, настолько неотъемлемая, что без нее я
чувствовала себя абсолютно потерянной.
Психиатр, которого направили поговорить со мной, считал, что пойти на похороны –
хорошая идея. Что-то о том, чтобы смириться и двигаться дальше.
Мой врач согласился и выписал меня на день раньше, чтобы я смогла пойти. Я говорила, что
готова, но теперь, находясь тут, я не могла заставить себя выйти из машины и пройти эти десять
ярдов до могилы, не могла заставить себя смотреть на то, как сестру… как меня хоронят.
Дверь машины открылась, и я скользнула в сторону, прячась от потока холодного воздуха.
– Ты идешь? – спросил Алекс.
Я пробыла в больнице двенадцать дней, и все это время он оставался со мной, опекая,
постоянно спрашивая, не хочу ли я пить, не болит ли мое плечо. Сначала мне это казалось милым.
Его компания устраивала меня больше, чем собственные темные мысли. Но теперь я задыхалась.
Мне нужно было уединение, чтобы попрощаться с сестрой, чтобы извиниться за свои последние
слова. Но я никогда не оставалась одна. Он всегда был рядом.
Алекс протянул мне руку. Я подала ему свою, запоминая каждую мелкую деталь, каждый
изъян его пальцев, сплетенных с моими.