— А где твой номер? [2] , — грозна спросил пан.

— Сейчас, сударь, сейчас, есть! — подхватился крестьянин, бросил коня, подбежал к возу и начал в нем копаться. Конь снова стал поперек дороги.

— Да шевелись быстрее, бездельник! — нетерпеливо крикнул офицер.

— Сейчас, сейчас, сударь! Повторил крестьянин, с отчаянием теребя свой воз, но никакого номера не находил.

— Может, у тебя и не было? — допытывался пан. Может ты умыслом не исполняешь указания?

— Право, сударь, есть, был, чтобы его волки задушили. Вот тут прилепил: сегодня видел, но черт его знает…

— Стоит ли тратить время на такую глупость? — заметила одна барышня.

— Но это не глупость, проше пани! — отозвался старый пан. — Это пожондак (порядок)! Каждый честный гражданин должен следить за пожондкам.

— Вот кара божья! — мямлил крестьянин. — И куда он делся?

— Пане Витольд, плюньте на него! — сказал офицер. — Едем. Айда!

Заревел гудок, дернул автомобиль, лошадь бросился в сторону, крестьянин упал на землю, воз перевернулся…

— Суда на вас нет гады! — сказал крестьянин, поднявшись с земли.

Ребята тем временем задержали лошадь и подняли колеса.

— Будет, дяденька, и на них суд, — подхватил Мотэль, нужно только самим захотеть.

— Ишь ты, какой нашелся! — усмехнулся дядька с насмешкой, но видно было, что замечание эта ему понравилась.

Ребята готовясь были взяться за агитацию, но мужик сел на телегу и спросил.

— Вы куда? Может подвезти?

— Мы в посёлок.

— А я в другую сторону. Будьте здоровы, детки. Благодарю за помощь.

Хотя подобные явления были обычными для ребят, но это все-таки поразило их. Мотэль возмущался, ругал всех господ в мире, угрожал революцией. Максимка смотрел на мир безнадежно, но ненависть его была даже сильнее. А Юзик размышлял в целом да представлял, как это в Советском Союзе живут без панов.

— Может, дед мой ездит там на автомобили, как эти господа, сказал он шутливо.

— А что ты думаешь? — уверенно сказал Мотэль. — И ездит!

Над головой загудело. Взглянули — летит большой пассажирский самолет.

— Глянь, дед твой летит! — засмеялся Максимка.

Местным жителем было известно, что над ними проходит воздушный путь из Советского Союза. Все привыкли к регулярным рейсам, как к поезду.

— Может и так, — усмехнулся Юзик, — но, к сожалению, я его не знаю.

Вот показались посёлок и стройка нового костела.

— Не думал я, что придется поработать на пользу бога, да еще христианского, — со смехом сказал Мотэль.

— Зато заработанные деньги мы используем для того, чтобы послушать черта, — тоже ответил Юзик.

Дорога шла через посёлок. Дома вокруг были большие, хорошие. Некоторые не хуже, чем в большом городе. Но рядом попадались и совсем бедные хибарки. Особенно в боковых переулках, которые даже были немощеные. Там копошилась еврейская беднота. Висели старинные вывески: «портной», «сапожник», «жестянщик» и т д. Но все эти ремесленники возможно не имели работы, так как фабричное производство давало столько товара, — и достаточно дешевого — что к кустарям никто не обращался. На главной улице были видны эти товары в огромных магазинах. На вывесках были польские надписи: «Варшавский магазин А. Завадского», «Магазин утвари М. Шнеерсона», «Мануфактурный магазин М. Сидорика».

Около одного такого магазина стоял важный седой еврей. Напротив него, с шапкой в руках, худой оборванный крестьянин в серой свитке и лаптях.

— Пожалейте господин! — говорил он. — Это же первый случай. Ну, высчитайте с меня, а то так сразу… Куда ж я пойду?

— Нет, нет! Хватит — сурово ответил еврей. — Что из тебя высчитаешь? Ты сам не стоишь того ущерба, который можешь причинить по твоей халатности. Еще бы минута, — погибла бы моя лучшая корова. Нам таких не надо.

В этот момент подъехал автомобиль. Еврей сел в него и двинулся.

А мужик несколько минут стоял с шапкой в руках и смотрел во след автомобилю.

— Вот ты удивлялся, — обратился Мотэль к Юзика, — что белорусские и еврейские газеты стоят за господ. А вот этот господин чем лучше польского? Чем ему хуже живется? Вот они и стоят за современный порядок.

Против такого примера Юзик ничего не мог сказать.

Вообще надо отметить, что везде очень четко ощущалось разделение на богатых и бедных. Как на селе, так и в городке, почти совсем не видно было так называемых середняков. Или богатый, — либо совсем бедный. В поселке, например, выделялось человек десять богачей, которые всю торговлю захватили в свои руки. Мелкому торговцу нечего было и думать с ними тягаться, так как они всегда могли: приобрести товара и больше, и быстрее, и дешевле, и лучше.