На этот раз Юзик был уже куда увереннее.

— А я попрошу жареного мяса, — говорил далее дед. — Тебе не предлагаю, потому что не стоит детям есть много мяса.

— Да я и не хочу, — сказал Юзик, толкая булку с маслом и с голландским сыром.

Когда немного поел, то спросил!

— Откуда это все берется? Кто дает? Кто платит?

— А зачем же наше хозяйство, зачем же мы работаем? А платить самим себе не нужно.

— А если кто будет есть — больше, будет есть только булки с маслом?

— Ну и пусть ест себе на здоровье! — засмеялся дед. — Больше, чем нужно человеку, никто не съест.

— А как одежда и другие вещи? — выспрашивал Юзик.

— Также, как у вас там в семье. Что человеку нужно, то ему и приобретают.

— Как же всего этого хватает? — удивлялся парень.

— Вот в этом и все дело! — подхватил дед. — Если бы ваш пан Загорский все свои доходы с имения распределил между всеми своими работниками, так и у вас хватило бы на всех. А у нас, кроме того, и вся промышленность, вся работа поставлена лучше. У нас оборудование лучшее, работа более научная, мы работаем уже лучше, быстрей, — потому и прибыли у нас еще больше, чем у ваших панов, поэтому на всех еще больше приходится.

— А если кому нужны деньги на свои собственные дела?

— Э, да ты, брат, как я вижу хозяин! До всего доходишь! — сказал дед и похлопал внука по плечу. — Ну так вот. Таких потребностей уже немного. Все основное содержание каждый из нас имеет. Придет время, когда деньги и вовсе отменят. Но пока что они нужны для расчётов. Еще не все хозяйства одинаково работают, одинаково производят. Кто лучше хозяйствует, тот больше имеет. Каждое хозяйство меняет, продает свои продукты, чтобы купить себе другие нужные вещи. Для этих расчетов и нужны были деньги. Нужны они и для общих подсчетов и расчетов по всему государству, нужны в торговле с зарубежными странами. И, наконец, нужен каждому из нас на личные дела. Один любит, например, шоколада, другой хочет приобрести себе собственный фотоаппарат, велосипед, третий любит путешествовать и т. д. Удовлетворить каждого всем, что придет ему в голову, конечно, пока еще невозможно. Эти дополнительные нужды каждый устраивает на свои собственные средства, ради чего мы получаем еще и пенсию.

— А пенсия тоже одинакова, как и все прочее?

— А вот здесь уже есть разница. Пенсия, кроме того, служит для регулирования, распределения профессий. Если, скажем, набирается много желающих быть инженерами, а мало желающих быть учителями, то учителям увеличивается пенсия — и люди направляются на эту работу. Если очень много народа хочет быть и учителями, и инженерами, а не хотят пахать землю, то увеличивается пенсия за эту работу, больше чем инженерам и учителям. Да и вообще пенсия служит для того, чтобы придать охоты в каждой работе.

Только теперь Юзик в первый раз почувствовал, что немного начинает понимать этот удивительный мир, в котором он чувствовал себя, словно в лесу. Но понимание было еще очень смутное. Что там ни говори, а на протяжении всей своей хоть и небольшого жизни он ежедневно находился под влиянием совершенно иных условий, впечатлений, воздействий. И вот в течение нескольких дней все это летит вверх тормашками. То, что для здешних людей было мелочью, обычным явлением, для Юзика было чрезвычайным, сложным вопросом.

Больше всего мешало то, о чем говорил вчера Ким, это — сравнение с тем миром, в котором он до сих пор жил. Хотя и умный совет дал Ким, но выполнить ее было не так уж просто.

— Неужели во всей стране так живут? Неужели нигде нет ни одной деревни? — спросил он еще.

— А как тебе кажется? — улыбнулся дед. — Могут найтись дураки, которые добровольно согласились бы жить рядом на своих мизерных хозяйствах, вместо того, чтобы жить так, как мы?

— А может не все так живут? — сомневался Юзик. — У вас же есть какая-то большая птичья фабрика?

— А у других есть свиная или коровья фабрика, у третьих картофельная фабрика, хлебная, льняная, яблочная и т. д.

Каждому хозяйству даются все возможности обустроится как следует. А наши индустриальные фабрики дают нам для этого все, что только нужно. Не использовать эти возможности может только ленивый. А разве может быть, чтобы в коллективном хозяйстве собралось, скажем, пятьсот человек и все лентяи? Ну, пойдем, покажу тебе нашу фабрику.

Вышли из здания, прошли двор-сад и оказались словно в каком-то другом городе. Огромные здания, бетонные, железные, с трубами, вышками, надстройками поднимались по сторонам площадей и улиц, вымощенных цементом равных, как стол. По внешнему виду никак нельзя было догадаться, что это за здания. Вот то высокое здание— возможно фабрика почему-то без окон. Это низкое, но занимает такую площадь, что на ней поместилась — бы большая деревня. Там окна занимают всю стену, а там они прилажены почему высоко- высоко, а в некоторых так и вовсе без никакого порядка: со стороны криво, наискосок.

— Пойдем посмотрим на наших наседок, — сказал дед и направился в одно из широких низких зданий. Вошли в него, а в нем словно улицы, а по сторонам этих улиц тянутся новые здания, железные, длинные-длинные, узкие и без окон. Они немного напоминали склады на железнодорожных станциях.

Никаких наседок пока что не было слышно.

Около каждого из этих складов ходил человек, глядя на градусники и другие устройства, которые были на стенах, кое-где к чему-то прикасался. Дед подошел к одному из них, о чем-то переговорил, и они направились к передней стенке одного из этих длинных зданий. Теперь только увидел Юзик, что здесь были двери, но так плотно подогнанные, что сам бы он никогда не заметил.