Он был очень невысок ростом, даже слишком, а ещё обладал особенностью без конца наступать на свою бороду. Рыжая красавица Меди, как он её называл порой, очень любила заплетать косички из тонких волосков этой бороды и усов; наверное, она делала это только по той причине, что никакого иного занятия в тюрьме не было.

– Смотри, Сард, - вздохнула Горгонова.
– Смотри - вот оно, письмо пришло. Читать будем?

Ответ всегда следовал один и тот же - Сарданапал даже не задумывался над тем, читать или нет. Он просто подкидывал свиток в воздух, и на фоне стены появлялись строчки непонятных слов, которые после переобразовывались в нормальные слова, что их уже знал каждый в этом мире, ведь Чума заботилась о том, чтобы народ был образованный.

“Персонально для моих врагов, Сарданапала и Медузии, я составляя эту писульку ровно столько, насколько будет продлена ваша спокойная жизнь - несколько минут. А сейчас же могу поздравить вас с тем, что вы больше не будете смотреть на смерти в “Тибидохсе”.

Вы будете в них участвовать.

Знаете, почему я больше не хочу рассматривать ваши глупые, скучные, неинтересные напуганные рожи, на которых отпечатывается весь ваш слишком сильный страх перед будущим? потому что я устала от этого, просто устала, и сейчас хочу чего-то нового. Теперь вы не будете смотреть на то, как умирает человек - вы будете вынуждены переступить через себя и убивать окружающих.

Я знаю, вы хотите сказать, что никогда не станете ничего такого делать. Но если вы победите, я отпущу вас на свободу; с деньгами, с силами… Хороший соблазн, разве не так? Так; и я знаю, что вы, сколько бы сейчас не повторили, что являетесь добрыми и праведными, будете поступать с куда большей ненавистью и остервенением, чем окружающими.

Удачи вам в “Тибидохсе”; я с удовольствием посмотрю на то, как вы станете подыхать во всём этом, дорогие мои; удачи!..

Учредительница “Тибидохса”, преданно ваша, Чума-дель-Торт…”

– Вы ведь не будем убивать?
– с надеждой поинтересовался Сарданапал, пытаясь отказаться от игр.

– Будем, - строго ответила Медузия.
– Мы будем, и обязательно выживем - и я больше не намерена сидеть в этой дыре!

Мечта о свободе оказалась для неё куда более опьяняющей, чем для старого, слишком давно опустившего руки мага с длинными усами и бородой, которая заплетена в мелкие косички…

***

Бейбарсов откинулся на спинку стула, в который раз изучая взглядом стены небольшой комнатушки, в которой он нынче находился. Она казалась для него полупустой и слишком серой; впрочем, точно так же думали и Ленка с Жанной, но никогда не жаловались. Не жаловался и Бейбарсов - для него всё это было пустым звуком, чем-то неинтересным и совершенно незначительным; можно сказать, что Глеб жил только во время “Тибидохса”, а вот в обычное время здесь, за закрытыми окнами и бетонными стенами, он просто существовал.

– Чума говорила, что это будут наши последние игры, - вздохнула Жанна, устраиваясь поудобнее на ковре - она любила сидеть на полу, потому что так удобнее было рассматривать потолки, покрытые трещинами, исписанные какими-то гадкими рунами, что на разных языках мира означали одно и то же.

Ленка на пол предусмотрительно не садилась - она говорила, что не желает тратить собственные силы потом на то, чтобы регенерировать из-за банальной простуды; Бейбарсова просто не интересовали потолки, комфорт или уют. Он знал, что эти игры будут последними и без Аббатиковой; прекрасно понимал, что и смотрителей иногда менять надо, потому что иначе слишком скучно; ему и было слишком скучно, вот только не хотелось расставаться с “Тибидохсом” так рано.

– Мы все заключили контракт на три года, - отметил Бейбарсов.
– И так долго продержались - в конце концов, уже прошло два сезона, а мы всё ещё живы; но Чума уверена в том, что не все мы доживём до завершения этих игр - слишком скучно становится, говорят, что никто уже особо не рвётся делать свои ставки.

– Ску-у-учно-о, - протянула Свеколт.
– Какое смешное слово!
– она оттолкнулась ногой от пола, и странное кресло, предназначенное явно не для комфорта человека, завертелось вокруг своей оси. Ленка безумно хохотала, изредка сама себя дёргая то за зелёную, то за жёлтую косу, словно таким образом она пыталась затормозить, но, очевидно, безуспешно.

Елена всегда была настоящим учёным. В “Тибидохсе” ей нравилось только то, что можно было понаблюдать за действиями людей, что попадали в странные, непривычные для всех них условия. Мало ли что могло случиться - и вправду, каждый метался, убивал, издевался над окружающими; Ленка порой считала себя садисткой, порой - вполне нормальной девушкой, которая просто - просто!
– развлекается и никак не может успокоиться в этом мире.

– Прекрати кривляться, - покачала головой Аббатикова.
– Скучно - не скучно. Какая к чёрту разница? Не знаю, кто из нас погибнет, но это точно буду не я!
– девушка вскочила на ноги и стала ходить взад-вперёд.
– Скоро закончатся наши последние игры - и всё, свобода! Вы представляете? Сво-бо-да!

Жанна чётко выговаривала каждый слог пыталась доказать, что она права, а Бейбарсову без конца хотелось послать её куда подальше, а ещё больше - попросту выставить девушку на улицу. Неужели можно себя так вести?

Глебу в играх нравился адреналин; ему было интересно преодолевать препятствия и дожидаться того мгновения, когда кто-то попытается убить её; ни у кого не получалось, никто до сих пор не смог убить его, но почему-то желающих было слишком много, а исполнителей - ноль. Впрочем, Бейбарсову хотелось и на свободу, подальше отсюда, от этого жалкого домишки, который давно уже достал его; Глебу хотелось вдохнуть свежего воздуха подальше от “Тибидохса”, но когда подписываешь контракт, ты не имеешь права покидать небольшую территорию, кажется, гектара два, не имеешь права ни с кем, кроме коллег, общаться, не имеешь права ставить свои ставки…