Шрифт:
— Дерьмо! — сказал он. — Слишком все это запутано! Я знал, что Джулия водится с Мелманом, о’кей? Я пошел ее проведать вечером после того, как встречался с ним, о’кей? Я даже передал ей небольшой пакет, который он просил ей отдать, о’кей?
— Карты, — сказал я.
Льюк кивнул.
Я вытащил их из кармана и протянул ему. Он глянул на них мельком в том сумраке, который нас окружал, и опять кивнул.
— Они, — сказал он. Затем: — Тебе она все еще нравилась, так ведь?
— Да, наверное, нравилась.
— Ох, дьявол, — вздохнул он. — Ладно. Есть некоторые вещи, о которых мне придется тебе рассказать, дружище. Не все из них покажутся тебе приятными. Погоди минуту, я их должен немного разложить по полочкам. Ты уже впутал меня в одну большую проблему — или я сам впутался, поскольку кое-что для себя уже решил.
Льюк пнул камешки, и они покатились с холма.
— О’кей, — сказал он. — Во-первых, отдай мне карты.
— Зачем?
— Я хочу разорвать их на конфетти.
— Черта с два ты это сделаешь. Зачем?
— Они опасны.
— Это я уже знаю. И буду держать их крепко.
— Ты не понимаешь.
— Так объясни.
— Это не так-то просто. Мне придется решить, что я могу сказать, а что нет.
— Почему бы просто не рассказать мне все?
— Не могу. Поверь мне…
Как только прозвучал первый выстрел — пуля срикошетила от камня справа от нас, — я повалился на землю. Льюк — тот падать не стал. Он побежал зигзагами к роще деревьев по левую руку, откуда раздалось еще два выстрела. В ладони у него что-то блеснуло, и он это уже держал перед собой.
Льюк сделал три выстрела. Наш противник — еще один. После второго выстрела Льюка я услышал, как кто-то сдавленно вскрикнул. К тому времени я был на ногах и бежал туда с камнем в руке. После третьего выстрела я услышал шум упавшего тела.
Я добрался до Льюка, когда он уже переворачивал тело, и успел заметить, как нечто вроде легкого облачка голубого или серого тумана вылетело изо рта мужчины, поднялось над его выщербленным зубом и уплыло прочь.
— Что это была за чертовщина? — спросил Льюк, пока оно уплывало.
— Ты тоже видел? Не знаю.
Льюк посмотрел вниз, на обмякшую фигуру с темным пятном, расплывающимся по груди на рубашке; рука Льюка все еще продолжала сжимать револьвер тридцать восьмого калибра.
— Не знал, что ты носишь оружие, — сказал я.
— Когда бываешь на дороге столько, сколько я, поневоле начнешь вооружаться, — ответил он. — Я покупаю новый в каждом городе, куда приезжаю, а при выезде продаю. Из — за службы безопасности в аэропортах. Полагаю, что этот уже продать не удастся. Я никогда не видел этого парня, Мерль. А ты?
Я кивнул:
— Это Дэн Мартинес, человек, про которого я тебе рассказывал.
— Надо же, — сказал он. — Дело запутывается все больше. Может, мне стоит уйти в монастырь к дзен-буддистам и убедить себя, что все это не так важно [48] . Я…
Вдруг Льюк стукнул себя пальцами по лбу.
— Ого, — сказал он затем. — Мерль, ключи в замке зажигания. Садись в машину и езжай сейчас же в отель. Оставь меня здесь. Скорее!
— Что происходит? Что…
Он поднял курносый автоматический пистолет и направил ствол на меня.
48
Дзен-буддизм, или дзен, — учение «махаяны» («большой колесницы», суть которого состоит в том, что возможность достижения состояния будды дается всем существам), проникло из Индии в Китай в VI в. н. э., и дальше в Японию в XII в., где претерпело значительные изменения в догматах и концепциях. Просветления последователи дзен-буддизма достигают наиболее простыми из возможных способов, включающих внешние, официальные учения и ритуалы. «Дзен» — японское произношение китайского слова «чань», что в свою очередь является калькой санскритского «дхьяна» (религиозная медитация).
— Ну же! Заткнись и уходи!
— Но…
Льюк опустил дуло и всадил пулю в землю между моих ступней. Затем прицелился мне в живот.
— Мерлин, сын Корвина, — сказал он сквозь сжатые зубы, — если ты сейчас же не свалишь, ты — покойник!
Я внял совету, устроив салют из гравия и оставив несколько полос плавленой резины, когда выходил из лихого поворота. Прогромыхал по холму и пробуксовал по кривой направо. На следующем повороте влево я сбавил скорость. Затем остановился.
С дороги я съехал на левую обочину, к подножию утеса, сминая земляничную поросль. Я вырубил фары и двигатель и поставил машину на ручной тормоз. Тихо открыл дверь и, выскользнув наружу, так же тихо ее притворил. В таких местах звуки разносятся далеко.
Я пошел назад, придерживаясь правой обочины — более темной. Было очень тихо. Я свернул первый раз и направился к следующему повороту. Что-то летало между деревьями. Кажется, сова. Приближаясь ко второму повороту, я был вынужден пойти медленнее — только бы не наделать шума.
Тот последний поворот я преодолел уже на всех четырех, воспользовавшись прикрытием — камнями и листвой. Затем я остановился и осмотрел участок, где стояли мы с Льюком. В поле зрения — ничего. Я медленно и осторожно приблизился, готовый замереть, пригнуться, зарыться носом в землю или удариться в бега — как потребует ситуация.