— А ну, малыш, веселей! — сказал неожиданно Макс.

Было смешно услышать «малыш» в свой адрес. Так взрослые обычно обращались к Максу. Анна рассмеялась.

После этого стало легче. Фрау Цвирн приготовила на обед ее любимые блюда. И они с Максом обедали за столиком, накрытым на двоих. Это было здорово. Потом за ней зашла Френели — чтобы идти в школу на послеобеденные занятия. А после школы они, как обычно, играли с тремя детьми Цвирнов. Сначала Анна думала, что неприятнее всего будет ложиться спать. Но перед сном к ним зашел герр Цвирн и рассказал смешные истории о постояльцах гостиницы. На следующий день они с Максом написали бодрую открытку маме и папе, а еще через день им пришла открытка от родителей.

Жизнь пошла своим чередом. Открытки сильно помогали. Каждый день Анна с Максом либо писали маме и папе, либо получали весточку от них, и возникало чувство, что родители не так уж далеко. В воскресенье Анна, Макс и трое Цвирнов пошли в лес собирать каштаны. Они притащили домой полные корзинки, и фрау Цвирн испекла каштаны в печке. Потом на кухне Цвирнов они вместе ели каштаны в масле, и это было ужасно вкусно.

В конце второй недели после отъезда папы и мамы герр Граупе повел класс Анны на экскурсию в горы. Они ночевали высоко в горах на склоне, спали на соломе в деревянной хижине, а утром герр Граупе разбудил их затемно. Он повел их по узкой тропке на вершину. И Анна обнаружила, что земля под ногами холодная и влажная. Снег!

— Френели! Посмотри! — закричала она.

А снег, в темноте казавшийся серым, вдруг посветлел и порозовел. И скоро весь горный склон сделался ярко-розовым.

Анна взглянула на Френели: ее голубоватый свитер стал лиловым, лицо — алым, и даже мышиные косички засветились оранжевым. Другие дети тоже совершенно преобразились. И борода герра Граупе сделалась розоватой. А за ними виднелись пласты глубокого розового снега и бледно-розового неба. Постепенно розовый сделался менее насыщенным, зато возник яркий свет, и розовый мир за спиной Френели и остальных разделился на голубое небо и ослепительно-белый снег. Рассвело.

— Теперь вы видели, как восходит солнце в швейцарских горах — одно из красивейших зрелищ в мире, — сказал герр Граупе так, будто он лично все это устроил, и повел их вниз.

Путь был довольно длинным, и Анна устала задолго до того, как они достигли подножия горы. На обратном пути в поезде она задремала, и в полусне думала о том, что хорошо бы папа с мамой были не в Париже, а здесь, и она могла бы рассказать им о своих приключениях. Но ведь они и так должны скоро вернуться. Мама обещала, что они уедут самое большее на три недели. А теперь прошло уже больше двух недель.

Анна оказалась дома только к вечеру. Макс как раз писал очередную открытку о том, как прошел день. И Анна, несмотря на усталость, постаралась втиснуть туда рассказ о своих впечатлениях. А потом, несмотря на то, что было еще только семь часов, отправилась спать.

Поднимаясь по лестнице, она увидела Франца и Френели, которые перешептывались в коридоре. Когда она проходила мимо, они смолкли.

— О чем это вы говорите? — Анна успела услышать имя папы и что-то про нацистов.

— Ни о чем, — быстро сказала Френели.

— Как это ни о чем? Я же слышала!

— Па сказал, чтобы мы тебе не говорили, — печально ответила Френели.

— Чтобы тебя не расстраивать, — вставил Франц. — Но это было в газетах. Нацисты объявили награду за голову твоего па.

— Награду за голову? — глупо переспросила она.

— Да, — ответил Франц. — Тысячу германских марок. Наш па считает, что это доказывает, какой известный человек твой па. Тут и фотография есть, и все такое.

Как это можно — объявить тысячу марок за голову? Какая глупость! Анна хотела спросить у Макса, как это может быть, но уснула задолго до того, как он поднялся в спальню.

Ночью она проснулась. Это случилось внезапно, как будто кто-то включил свет у нее в голове. И как если бы она всю ночь только об этом и думала, она вдруг со всей ужасной ясностью увидела, как это — «за голову дают тысячу марок».

Она оказалась во Франции, в какой-то комнате. Это была довольно странная комната: вместо потолка сверху были навалены какие-то балки. В дырках между ними что-то шевелилось. Было темно. Потом дверь отворилась, и вошел папа. Он собирался лечь спать и сделал несколько шагов по направлению к центру комнаты.

— Нет! Не ходи! — чуть не плача, крикнула Анна.

И тут с потолка у него за головой хлынул дождь из тяжелых монет. Папа вскрикнул, но монеты все продолжали сыпаться. Папа уже утонул в них по колено и погружался все глубже и глубже. А монеты все падали, пока не закрыли его почти целиком: над слоем монет осталась только папина голова.

Вот что герр Цвирн хотел от нее скрыть. Вот что нацисты собираются сделать с папой. А может быть, уже сделали — после того, как об этом написали в газете. Анна лежала, уставившись в темноту, ее захлестнуло волной страха. Разбудить Макса? Макс спокойно спал. Дыхание его было ровным. Он терпеть не может, когда его будят по ночам. Еще рассердится, скажет, что все это ерунда.