Улицы были ярко освещены, люди прогуливались по широким тротуарам, ели и пили в кафе с окнами во всю стену, читали газеты, разглядывали витрины. Анна успела забыть, как выглядит большой город. Шум и размеры зданий поразили ее. Такси лавировало в потоке машин и автобусов незнакомого вида; то тут, то там маячили в темноте горящие электрическим светом надписи, которые Анна не могла прочитать.

— Вон Эйфелева башня! — закричал Макс.

Но Анна повернулась слишком поздно и не успела ее увидеть.

Потом они выехали на огромное открытое пространство с залитой светом аркой посередине. Крутом были машины, многие сигналили.

— Это Триумфальная арка, — объяснил папа. — Мы уже подъезжаем.

Они свернули на более тихий проспект, с него — на узкую улочку. Неожиданно заскрипели тормоза, и такси остановилось: приехали! Пока папа расплачивался с таксистом, Анна и Макс стояли на холоде перед высоким домом. Папа открыл парадную дверь и втолкнул их в подъезд. Там было сооружение, напоминавшее стеклянную клетку. В клетке сидела полусонная дама. Увидев папу, дама оживилась. Она выскочила наружу (оказалось, что у стеклянной клетки есть дверца) и стала жать папе руку, все время быстро тараторя по-французски. Потом, так же тараторя, она пожала руки Максу и Анне, которые ни слова не понимали и могли только слабенько улыбаться в ответ.

— Это мадам консьержка, — объяснил папа. — Она следит за порядком в доме.

Таксист внес багаж. Мадам консьержка помогла ему впихнуть чемоданы в какую-то узкую дверцу, в которую, как оказалось, нужно войти и Максу с Анной. Они не могли поверить своим глазам.

— Папа, — воскликнул Макс. — Ты не говорил, что здесь будет лифт!

— О, как здорово! — сказала Анна.

Папа невольно улыбнулся.

— Ну, назвать это лифтом можно только с некоторой натяжкой.

Но Макс и Анна так не считали — даже несмотря на то, что лифт, медленно поднимаясь на верхний этаж, страшно кряхтел и стонал. Наконец, лязгнув и содрогнувшись, он остановился и выпустил их.

Тут, даже чуточку раньше, распахнулась дверь напротив — и они увидели маму.

Анна и Макс бросились к ней. Поднялась суматоха. Мама обняла детей, а Макс с Анной одновременно пытались рассказать ей обо всем, что произошло с тех пор, как они виделись последний раз. Папа внес чемоданы и поцеловал маму. Потом консьержка принесла оставшиеся вещи — и в крошечной прихожей сразу стало не повернуться.

— Давайте пройдем в столовую, — предложила мама. Нельзя сказать, чтобы столовая была намного больше. Но стол был накрыт к ужину, и все вокруг выглядело приветливым и нарядным.

— Куда мне повесить пальто? — спросил папа из прихожей.

— За дверью есть крючок, — ответила мама и снова повернулась к Максу, который громко рассказывал о том, как они чуть не сели на поезд в Германию. Тут послышался грохот, будто кто-то споткнулся.

Анна услышала, что папа вежливо сказал кому-то «добрый вечер!», а затем почувствовала, что запах горелого, который она заметила, как только они вошли в квартиру, усилился.

В дверях появилась невысокая угрюмая девушка.

— Ваша жареная картошка вся почернела, — сообщила она с видимым удовлетворением.

— О Грета! — вскричала мама. И добавила: — Это Грета. Из Австрии. Она приехала в Париж учить французский и в свободное время будет помогать мне по хозяйству.

Грета мрачно пожала руки Анне и Максу.

— Вы уже немного говорите по-французски? — поинтересовался Макс.

— Нет, — ответила Грета. — Очень трудный язык. Некоторые вообще не могут его выучить… Я тут подумала, — обратилась она к маме, — пойду-ка я спать.

— Но Грета… — попыталась возразить мама.

— Я обещала маме ложиться спать вовремя — что бы ни случилось, — сообщила Грета. — Газ под картошкой я выключила. Всем спокойной ночи, — и вышла.

— Ну и ну, — воскликнула мама. — Эта девочка ни на что не способна. Но ничего, зато первый наш ужин в Париже будет без посторонних. Я покажу вам вашу комнату, а пока вы устраиваетесь, пожарю еще картошки.

Их комната была выкрашена в отвратительный желтый цвет, две кровати тоже были покрыты желтыми покрывалами. В углу стоял деревянный гардероб. На окнах висели желтые занавески, и был еще желтый ночник и два стула. Всё — больше в эту комнату ничего нельзя было втиснуть. Как и гостиная, она была очень маленькой.

— А что видно из окна? — поинтересовался Макс. Анна взглянула в окно. Оно выходило не на улицу, как можно было ожидать, а во внутренний двор, напоминавший колодец: видны были только стены других домов и чужие окна. Лязганье далеко внизу, видимо, означало, что там стоят мусорные баки, но сверху их не было видно. И надо всем этим — только неправильные очертания крыш и небо… Все совсем не так, как в «Гастхоф Цвирн» или в Берлине.

Анна и Макс достали пижамы и зубные щетки, решили между собой, кому на какой кровати спать, и пошли обследовать квартиру. Рядом с их комнатой располагалась комната папы. Там стояли кровать, шкаф, стул и стол с пишущей машинкой. Окно выходило на улицу. Через папину комнату можно было попасть в другую, походившую на маленькую гостиную, но там лежали мамины вещи.