Шрифт:
– На заднице что ли?
– Именно!
Я расхохоталась, но на душе грустный осадок остался. Я очень хотела посмотреть на это родимое пятно.
Мы с Мстиславом замолчали. Он стал смотреть в окно. Там Кира бегала за Фаером, а потом Фаер бегал за Кирой. Им было весело, а нам почему-то нет. Я тогда ещё подумала, как же хорошо Кире. Маленьким детям очень хорошо живётся. В детстве мы живём, когда становимся подростками – боремся за жизнь, а став взрослыми, мы просто существуем.
– Ты чего замолчал? – спросила я.
– Грустно стало.
– Из-за чего? Всё ведь хорошо,- соврала я.
– Да, всё хорошо. Но раньше было лучше. Я скучаю по старым временам, скучаю по старому Максу, по Алексу, по маме и по старому дому.
Плохи дела, друзья. Очень плохи. Хуже внезапной меланхолии, может быть только внезапная ностальгия. А у Мстислава именно она.
– Дети вчерашнего дня, которыми были мы, не дают мне покоя,- сказал он, а я почувствовала, как он отдаляется от всего мира.
Мне захотелось его хоть как-то подбодрить.
– Слушай, чего ты закис? Ведь ничего сильно не изменилось с тех пор. Я всё-таки уверена, что Макс всегда был таким, какой он сейчас. Несколько хороших историй ничего не меняют.
Но на самом деле они ещё как всё меняют! Теперь, когда я узнала больше, Макс мне стал казаться чуточку лучше.
– Меняют,- в такт моим мыслям сказал Мстислав. – Макс раньше был совсем другим. Я знаю. Кому, как не мне, это знать? Всё началось, когда он поругался с Алексом…
– Каким ещё Алексом? – не поняла я.
– А он разве тебе не рассказывал?
– Нет, не говорил он не о каком Алексе.
– Это логично. Они сильно поругались, вот он и делает вид, что Алекса даже никогда и не знал.
– Так кто такой этот Алекс?
– Был когда-то лучшим другом Макса. Насколько я помню, только когда они дружили, Макс был по-настоящему счастлив. А потом… к чертям собачим всё потом покатилось. Я не знаю, что там у них произошло, но они друг друга просто возненавидели. Тогда Макс и начал меняться. Стал замкнутым, молчаливым. Стал таким, какой он сейчас.
Я не видела этого Алекса, я даже не знала о его существовании пять минут назад, но сейчас он стал мне врагом. Тех, кто хоть немного расстроил моих друзей, я сразу же вписываю в воображаемый список кровных врагов. Алекс пускай будет на первом месте.
– Так это всё из-за Алекса,- задумчиво сказала я.
– Не только из-за него.
– Кто ещё? Кого мне ещё записать в свои враги? Кто его ещё расстроил?
– Поменьше вопросов.
– Так, что ещё произошло?
– Смерть мамы на него тоже очень сильно повлияла.
– У него умерла мама?
– У нас.
Меня будто током ударило. Вас било когда-нибудь током? Если ударит по-настоящему сильно, то даже пошевелиться будет сложно. Так вот меня сейчас чем-то подобным ударило. Ну, скажите мне, как себя вести в подобных ситуациях. Почему никто не знает?
– Извини,- выдавила из себя я.
– Нет, ничего. Могла бы не извиняться, ты же не виновата.
– А давно это случилось?
– Шесть лет назад.
– Она, наверное, было очень хорошей…
– Была.
– Хотелось бы мне с ней познакомиться. Она бы мне непременно понравилась.
– Могу фотографии показать, если хочешь.
Я кивнула.
Тогда мы пошли к нему в комнату. Она была очень похожа на комнату Макса. Тоже вся уставлена книгами. С полки он достал фотоальбом и пролистал несколько страниц. Я сразу поняла, что у него есть любимая фотография, и он ищет именно её.
– Вот,- протянул он мне альбом.
Я посмотрела и улыбнулась. Там был совсем молодой папа Макса и очень-очень красивая женщина с яркими зелёными глазами. Она была в белом платье, на плече у неё была рука мужа, и она улыбалась так счастливо, что тепло передавалось даже через старую фотографию.
И вот тогда я поняла, насколько должно быть грустно, когда такой вот замечательный солнечный человек был, а теперь его не стало. Я не говорила с этой женщиной, я не знала даже о её существовании, но теперь, когда узнала о том, что она была, а теперь её нет, мне стало плохо. Мне даже захотелось заплакать. Со слезами из организма уходит и боль. Но я просто не могла себе позволить заплакать: рядом сидел Мстислав. Никогда не плачьте на людях, ведь тогда может заплакать кто-то другой.
– На Макса похожа, да? – как-то грустно спросил он.