– Всё в нашем мире, как говорит Альберт Эйнштейн, относительно. Относительно и время, в котором мы живём. В октябре, более полугода назад нашей основной задачей было свержение буржуазии в России и выход из Первой Мировой. Мы этой цели с вами достигли. Теперь фракция большевиков, будучи ответственной за советский народ, должен удержать его от гнёта белой армии – той самой низвергнутой буржуазии. Нам необходимо, товарищи, уладить конфликт буржуазии и пролетариата в нашей стране, а уже потом думать о мировой революции. Поэтому разрыв Бреста и развязывание межгосударственной войны недопустимо. А фракцию левых эсеров считаю окончательно погибшей, утонувшую в провокаторах и единомышленниках Керенского. Предыдущий оратор говорил о ссоре с большевиками, а я отвечу: нет, товарищи, это не ссора, это действительный, бесповоротный разрыв!

День съезда закончился в четыре часа дня. Всероссийская чрезвычайная комиссия, здание, которое расположено на Малой Лубянке, продолжала свой будний день. Владимир Григорьевич Орлов служил тогда в секретариате: распоряжался бланками и удостоверениями. Также вёл непосредственную организацию работы допросов контрреволюционеров. Он был шатеном со светло-карими, большими глазами и всегда нахмуренными, сдвинутыми бровями – это выражение лица вошло в его привычку навсегда, из своего далёкого прошлого.

Ещё до Февральской и Октябрьской революций он, будучи профессиональным юристом, работал судебным следователем в Польше. И как раз 1912 году он вёл дело политического заключённого Феликса Дзержинского, отбывавший тогда срок в X павильоне. Да так раскрутил, что накопал ему 20 лет каторги, а позже визит в одну из самых страшных тюрем Российской Империи – Орловский централ. [Всюду одни Орлы – как не заметить]. В Первую Мировую Владимир Орлов служил в военной контрразведке следователем по особо важным делам. Действительный статский советник, состоял в особой комиссии генерала Батюшкина, расследовал дело сахароводчиков.

Орлов был убеждённым монархистом и антикоммунистом. После того, когда генерал Алексеев ехал на Дон начинать борьбу с большевизмом, он поручил Орлову оставаться в Петрограде и создать разведывательную сеть. Что Владимир Григорьевич и сделал. Пользуясь покровительством доверчивого Бонч-Бруевича, Орлов устроился на советскую службу в ВЧК.

И в один прекрасный день в одном из следственных отделов... лицом к лицу столкнулся с Феликсом Дзержинским. Орлов замер, похолодел от ужаса, охватившего его целиком, подумал – это конец.

– Место встречи изменить нельзя, – произнёс Дзержинский, изучая проницательным взглядом следователя, и как ни в чём не бывало пожал ему руку. – Это очень хорошо, Орлов, что вы на нашей стороне. Нам нужны такие квалифицированные юристы, как вы.

И вот теперь Орлов был в управлении своего бывшего подследственного, и ему не верилось, что его жизнь “до” была не сном. В коридор с лестницы первого этажа вошёл молодой русоволосый чекист, почему-то опустивший в пол светлые, затуманенные глаза. Это был первый заместитель и просто товарищ председателя ВЧК Вячеслав Александрович.

– Товарищ Орлов, Феликс Эдмундович у себя? – поспешно бросил он, остановившись у стола.

– Нет, – покачал головой Владимир Григорьевич. – Может быть, я могу помочь?

Чекист кивнул, махнув кому-то рукой. Тут же с двух сторон его окружили два человека в форме – один был брюнетом, другой – рыжим – Блюмкин и Андреев.

– Пару бланков дайте, пожалуйста.

Орлов тут же протянул листы в руки центрального русоволосого чекиста. Монархист ненавидел последнего – он всех, находящихся в этом городе, считал своими кровными врагами, но вида, естественно не подал.

– Товарищ Александрович, печать при вас? Не забудьте, потом уведомьте Феликса Эдмундовича.

– При мне. Не забуду, – чеканя каждое слово, ответил сотрудник ЧК по отчеству и фамилии Александрович. Он тут же скрылся за дверью, за ним направился Блюмкин, а Андреев остался у стола секретариата, чтобы спросить что-то существенное.

Блюмкин вытащил из шкафа печатную машинку, вставил в проём пустой бланк и ловко набрал нужный текст:

“Специальное поручение ВЧК, предписывающее незамедлительное посещение посольства Германии...”

Длинные пальцы ловко щёлкали по клавиатуре, и, спустя минуту, удостоверение было готово.

Александрович ерзал на месте, взволнованно считая в голове какие-то цифры. Блюмкин вытянул из проёма листок и положил на стол. Александрович безмолвно вытащил из из кармана и старательно поставил в углу удостоверения печать ВЧК.

– Всё, – выдохнул он, обеспокоено взглянув на подчинённого и однопартийца в одном лице. – Осталось только подписать.

– Может быть, поговорите с ним? Насколько я помню, он выступал против Бреста.