– ... И хватит с этого! – Старцев откинул газету в сторону, впиваясь любопытным взглядом в лицо заключённой. – Ну, Виктория Павловна, что вы можете сказать по этому поводу?

Арестантка до сей поры внимательно слушала чтение, и когда следователь вновь обратился к ней, деловито скрестив руки на груди и приняв горделивую осанку, ответила:

– Слишком откровенно, но довольно объективно, думаю...

– Думаешь?! – вспылил Старцев, погрозив указательным пальцем. – А не кажется, что автор этой этой статьи, который анонимно решил назвать себя “V”, является тем самым провокатором, о которых было так красноречиво написано?

– Вряд ли, – спокойно парировала Дементьева, равнодушно пожимая плечами, – это статья, скорее, констатация факта, оригинальное исследование, если хотите, нежели желание спровоцировать кого бы то ни было на реакцию. В ней приводятся статистические данные и исторические аргументы.

– Отнюдь, – холодно возражал следователь, вновь взяв газету в руки и размахивая ей перед носом. – Это- явная провокация. Сама что ни на есть настоящая! И это издание подлежит закрытию, как позиционирование экстремистских материалов.

– А что – большой тираж? – словно между прочим спросила девушка, любопытно склоняя голову.

– А какое вам дело? – ощетинился Старцев. – Вы имеете какое-то отношение к этой статье?

– И как?! Я здесь больше трёх недель, а статья была опубликована... как вы сказали? Четвёртого июля. Я просто интересуюсь успехами единомышленника. Этот “V”, похоже, берёт пример с главного героя романа Алана Мура. Ох, берегись, буржуй, дело может кончится не только статьёй!Например, вы знаете некого следователя по фамилии Нефёдов? Он работает в центральном СИЗО...

– Знаю, – прошипел следователь, параллельно разрывая газету на куски. – Глеб Иванович перед тем, как его перевели по месту службы, работал здесь. К чему вопросы о нём?

– Ему, как и вам полгода назад было поручено федеральное дело по американскому шпиону Орлову Николаю Тимофеевичу.

– Я помню это дело. Контакты с США запрещены, а Орлов несколько раз пересекал границу. Тогда в розыск, если мне не изменяет память, объявили его сына. Последний был задержан весной. Так зачем? Это угроза?

– В курсе, что в мае Нефёдов подвергся нападению? – Виктория сощурила глаза, стараясь вселить страх в Старцева как можно глубже. – Так вот, за меня может последовать месть, если поступите со мной также, как с Орловым – без суда и следствия.

– Я, кроме того, что охотник до чинов, ещё охотник до правды. Всё же нас что-то ещё связывает...

– Не стойте воздушные замки, – покачала головой заключённая, – ибо можете разочароваться так же глубоко.

– Мне жаль, но когда прямые доказательства вашего причастия к митингу на Болотной, а также того, что вы являетесь автором “теории революции в одной стране” будут найдены – вас ликвидируют. И вряд ли это докажут позже, чем Дмитрий Анатольевич объявит амнистию. Только запомни: социализм невозможен в нашей стране!

Дементьева вздрогнула от последних слов, которые были с казаны с такой железной уверенностью, но в лице оставалась безразлична.

– В таком случае лично вас приглашаю на мою казнь, – процедила она сквозь зубы. – Корона, надеюсь, не жмёт?

Уже поздно вечером 7 июля в камеру Виктории буквально буквально ворвался Старцев. Он застал девушку, лежащую на нарах лицом к стене. У неё дрожали плечи, которые та обхватывала руками. Следователь был обескуражен тем, что девушка никак не отреагировала на столь странный визит, ибо он догадывался её реакции. Он дотронулся до её плеча и потряс.

– Вставай, Вика, быстрее...

– Я не верю, – тихо раздалось в ответ.

– Во что ты не веришь? – Андрей разозлился, окончательно потеряв терпение, взял Викторию обеими руками и повернул девушку к себе лицом. По бледным щекам её струились слёзы, а взгляд был полон тревоги и отчаяния. Она никогда не позволяла себе плакать в чьём-то присутствии, однако вид её был подавленным – Виктория готовилась к смерти. Все её мысли, как ни странно, были о другом, о том, что было выше жизни и смерти в её понимании.

– Я не верю, – всхлипывая повторила она, – что социализм невозможен в нашей стране.

– Вставай, подписан орден на твою амнистию!

Слёзы, не переставая, текли по лицу девушки, затем по шее, попадая на воротник. Виктория не могла успокоиться и не понимала, о чём говорил Старцев. Он стал трясти её сильнее, обнял, стараясь успокоить, сдержанно повторяя:

– Да амнистия же...

Он взял её лицо руками, вытирая слёзы с её щек, и посмотрел в глаза Виктории. Казалось, что на мгновение в её взгляде что-то прояснилось, промелькнуло, она улыбнулась, всё ещё неверующе качая головой.