За ужином лейтенант предложил выпить.

Принес из своей комнаты коньяку. Выпили один литр, появился второй.

Мне показалось подозрительным какое-то особое внимание, проявляемое ко мне лейтенантом.

Я «навел» уши и глаза.

Прикладывался к рюмке осторожно и умеренно.

Расстались поздно, и лейтенант любезно предложил себя в провожатые.

Я принял его любезность…

Зашли по пути в какой-то дом на Генрихской улице и купили виски, в том же тайном кабаке распили бутылку пунша.

На таксомоторе я привез лейтенанта к себе на квартиру № 3. Конспиративная квартира на Аркадиевской улице состояла из комнаты-спальни и ванны-кухни.

Ванная комната служила мне лабораторией фотопроявок. На газовке я принялся готовить легкий ужин и воду для кофе. Лейтенант в комнате тем временем рассматривал всякие журналы по вопросам экономики, искусства и филателии.

Прежде чем приступить к виски, я решил угостить гостя коньяком, чуть приправленным для «вкуса» лимонным экстрактом.

Расположились ужинать.

Рюмка за рюмкой.

Я принял перед едой «лекарство» и мог безопасно проглатывать содержимое рюмок.

После пятой рюмки лейтенанта утомило.

Потянуло ко сну…

Он промычал какое-то извинение и, положив голову на край стола, захрапел.

«Итак, вы готовы для исследования», — подумал я, взглянув на разгоряченное лицо лейтенанта.

Приступил к работе.

Перетащил его на кровать. Снял пиджак и жилет. Достал из стола «зубной порошок» и дал ему понюхать. На всякий случай!

Записная книжка. Карточка агента разведки! Ломбардные квитанции. Фотографии, отмеченные номерами и буквами — К.Р. Удостоверение штаба о зачислении в резерв. Несколько адресов и старый железнодорожный билет.

«Наши «молодчики» во время операций не держат в карманах подобных бумаг», — подумал я, положив на стол вынутые из кармана лейтенанта вещи.

В записной книжке я нашел адреса и какие-то рецепты.

Ни одна из пяти моих квартир не значилась в книжке.

Все адреса были мне незнакомы.

Лейтенант продолжал почивать в блаженном неведении, а я в это время сфотографировал агентскую карточку, отпускное свидетельство и переписал адреса, отмеченные словом «важно».

Все в порядке — вещи снова в кармане владельца.

Я с трудом разбудил его от тяжелого сна. Он был использован и надо было выпроводить нежелательного гостя.

— Черт знает что со мной? Никогда я так не хмелел, — пробормотал, вздрагивая как бы от холода, лейтенант.

— Похмелитесь теперь, — предложил я, подавая ему стакан виски.

Он встал. Взял со стула свое платье.

Я заметил, как он украдкой ощупал свои карманы.

— А вы? — спросил он, беря стакан.

— Я тоже выпью, — ответил я, наливая виски.

Чокнулись. Выпили. Еще — на посошок.

Тысячи извинений за беспокойство — и лейтенант покинул мою квартиру.

Через полчаса с «материалом» я приехал на квартиру миловидной портнихи мадам Маргариты…

Квартира — номер четыре.

— Сколько получает, по-вашему, жалованья этот лейтенант? — спросил Розенталь, рассматривая фотографию агента финской разведки.

— Тысячи две, не больше, — ответил я наугад.

— Он пьянчуга? Знаете что, втяните его в нашу сеть. Предложите на первое время шесть тысяч. Если будет работать сносно, можно прибавить до десяти. Очень важно было бы заручиться его работой. Вы можете поймать его на «пушку». Скажите ему, что вы, мол, интересуетесь, как ярый антибольшевик, кое-какими сведениями о деятельности местного полпредства. Никаких интересов к белым у вас не должно быть. Он, понятно, как агент, знает всю белую осведомительскую сволочь, и умело можно их выудить. А главное, мы будем знать все, что о нас поступает в их дела. Для пущей важности я изготовлю для вас письма каких-нибудь белых генералов. Рекомендации, что ли. Попытайтесь втянуть этого парня, и по возможности поскорей, — сказал Розенталь, пряча в бумажник фотографию и полученные адреса.

— Я приму все меры к тому, товарищ, — произнес я, прочитывая письма, данные мне резидентом для переотправки адресатам.

Письма были адресованы проживающим в Финляндии видным эмигрантам.

На каждом «образцово» вскрытом конверте болгарская почтовая марка и штемпеля.

— Вам надлежит после прочтения и записи поставить на письмах финский почтовый штемпель и сообразно с датой «вручить» их получателю. Придется лично разнести и бросить в кружку или подкинуть на стол швейцарской, — сказал Розенталь, передавая мне медную печать и подушку с черной краской.