Две дамы сомнительной репутации, Миклашевский, Муценек, Рольмгрен и молодой, подвижный, с интеллигентным бритым лицом брюнет, назвавшийся Нольде.

Последний на самом деле был агентом ВЧК, бывший офицер Дружеловский, прибывший нелегально из Берлина и намеревавшийся ехать в Ревель по делам «службы» и для свидания с женой, сотрудницей торгпредства. Я не допускал мысли, что толстая, накрашенная и вульгарная проститутка Фанни и ее подруга с лицом чахоточной прачки Люли состояли агентами лейтенанта.

— Итак, к делу, — начал Муценек, — вам, товарищ, надо приютить у себя на вилле приезжего товарища «Никольса». Он пробудет у вас дней пять, пока я не получу ответа от особоуполномоченного девятого района. Необходима абсолютная осторожность. Товарищ Никольс имеет при себе важные документы Коминтерна, и, вообще, его пребывание тут рискованно. Англичане напали на его след в Стокгольме.

Я взглянул на сидевшего в кресле совершенно седого господина в элегантно сшитой паре и с толстыми роговыми очками на носу. Метаморфоза! «Мистер Рольмгрен», сорокапятилетний англичанин, превратился в седого близорукого Никольса.

— Лучше, если вы, товарищ Муценек, припрячете бумаги в несгораемом шкафу миссии, — сказал Никольс, нервно хрустнув скрещенными пальцами.

— Отлично. Я возьму, — согласился тот и, обращаясь ко мне, добавил: — И вам риску меньше, не правда ли?

— Теперь надо обсудить, как переправить нашего Нольде к белоэстонцам, — произнес Миклашевский и, мигнув толстой Фанни, улыбнулся.

— По-моему, самое целесообразное — на моторной лодке в обществе дамы. Вроде прогулки, и только, — продолжал он, взглянув на меня неприятно холодными серыми глазами.

Я решительно отклонил этот проект.

— Моторная лодка не по сезону, товарищ, теперь бури, и, помимо того, клубные пристани усиленно охраняются. Пристать вне Ревеля мудрено. Могу предложить такой путь и более безопасный, — сказал я.

— Какой же? — спросил сам Нольде.

— Вас перевезут до Локса, а уже оттуда в Ревель. Я доставлю вас на стоящий в трехмильной зоне пароход-спиртовик. Через день он снимается с якоря и пойдет пустым в Локсу. Капитан его мой приятель. Он «замуструет» товарища Нольде каким-либо матросом, — ответил я.

— Но ведь списки команды имеются у портового капитана, — вставил Миклашевский.

— Я сниму матроса и продержу его пока у себя. После же ему можно ехать в Ревель без всякого страха. А товарищ может прикинуться больным, при осмотре парохода это необходимо, — сказал я, детально разрабатывая план.

— Отлично! Тогда оставьте даму! — воскликнул Муценек радостно и, позвав агентш в переднюю, покинул комнату.

— «Девки», а золотые работницы, в особенности эта корова, — сказал Миклашевский, рассматривая свои холеные ногти.

— По какой части? — осведомился Рольмгрен.

— Внешнее и часто внутреннее наблюдение. Их профессия никого не пугает. Любовь их «политика», — ответил «особист», приподняв голову, и, неприятно улыбнувшись, добавил: — Очень неказисты, но деловые «девочки».

Рольмгрен «загостил» у меня в Мунксенесе, а Нольде занял комнату в моей квартире, номер два, на Вазаской улице.

Первый «гость» был симпатичней второго. Он хоть не был нахал и мелкий воришка, поделившийся самовольно моей собственностью, как белье, галстуки и кое-какие предметы гардероба…

Этот псевдобарон Нольде страдал какой-то болезненной манией преследования. Все ночи, проведенные в моей квартире, он бодрствовал и пытал меня рассказами о своих провокационных успехах за границей.

И где только не бывал сей «красный Хлестаков»!

Германия, Болгария, Польша, Румыния и Турция — поля деятельности.

Берлин, София, Варшава, Бухарест и Ангора — штаб-квартиры его.

Он не скрывал, что работает в белых организациях как провокатор и берет из двух-трех и больше «инказначейств» гонорар.

— Понимаете, товарищ, я не могу больше иначе жить, мыслить и чувствовать, как только в роли агента шпионажа. Втянулся, и вся эта полная риска, тревоги и волнения жизнь уже для меня родная стихия, — продолжал Дружеловский, лежа на диване и стряхивая с папиросы пепел на пол.

— А вы не думаете о финале? — спросил я.

— Ерунда! Вывернусь. С поличным меня не поймать. Я никогда ничего не записываю, не имею при себе никаких шифровок или секреток. О нет, я натасканный волк. Вы не представляете себе моей работы. Она куда рискованнее вашей, да. Моя «фабрика» делает валюту в Венгрии, я «печатаю» доллары в Америке, «меняю» злоты на марки в Варшаве, и, главное, все законно и незаконно. Главное: печати и форменные бланки, а покупатели найдутся, — ответил Дружеловский туманными неясными словами.