– Сейчас все пройдет. Это обычно проходит. Если нет, выпью еще одну таблетку. Не переживай, - улыбается она дрожащими губами.

Он трогает пальцем шрам, оставшийся от того выстрела на ее лбу.

– Если бы я мог! Я бы все сделал, чтобы не было всего этого… Этого долбанного выстрела… этих мудаков из госпиталя и… всего этого…

– Я знаю…

– Нет, ты не понимаешь! Если бы я просто понял… если бы я нашел тебя тогда… в лесу… в том долбанном лесу…

– Когда? – почему-то настораживается она, сама не понимая, почему его слова кажутся странными сейчас. – В каком лесу, Дэрил?

Бэт видит по его глазам, что ему хочется сказать ей что-то. Что-то важное. Что-то, что ему хотелось бы, чтобы она знала. Но он молчит. Только лбом прислонился к ее лбу. Закрыл глаза, пряча взгляд от ее пристального взора.

– В каком лесу, Дэрил? – говорит она уже тверже. Потому вмиг в ней возникает знакомое ощущение, от которого начинает снова увеличиваться биение пульса в висках.

Что-то не так. Что-то случится… что-то…

– В том лесу у домика похоронщика, - шепчет он глухо. – Я бежал за тачкой копов до самого утра… но я сдался… сдался на херовом перекрестке. Сдался, хотя надо было искать.

– Вашингтон… мы все тогда… теперь было для чего жить… куда идти…

– Что сказал Дэрил…? Что сказал Дэрил?

Чертовы бутылки рядком у стены церкви. Огарки свеч. Белое пятно карты на полу.

– Пошли, - отстраняется Бэт от его рук. – Надо уже устраиваться на ночлег.

Они молча возвращаются в домик, где даже не смотрят друг на друга. Не касаются друг друга. Словно то, что было вчера, и то, что витало в воздухе сегодня весь день, куда-то испарилось, развеянное холодным туманом, который встал над озером после заката.

Бэт очень не хочется думать о том проклятом дне, когда она вошла под своды церкви святой Сары, но она все время возвращается в прошлое. Особенно когда замечает его взгляд. Полный вины. Раньше бы она шагнула к нему и попыталась стереть следы этого чувства из его души. Но голоса из прошлого все витают и витают над ней. И она плачет беззвучно, уткнувшись лицом в спальник, пока Дэрил развешивает веревку с банками на крыльце. Потому что не может побороть чувство обиды, вдруг вспыхнувшее в груди при его словах.

Она была не нужна им тогда. Никому из них. Ее никто не искал. Потому что она была никому не нужна…

Ночью Бэт снова возвращается в госпиталь. Идет по темному коридору, борясь со страхом в душе. Поддаваясь ненависти. Сжимая в руке сталь хирургических ножниц. Она толкает дверь и видит Гормана, стоящего с планшетом в руках и что-то пишущего на листе бумаги.

– А, Бэтти… хорошо, что зашла….

Она подходит к нему все ближе и ближе, готовая ударить в любой момент. Он так знакомо ей уже протягивает руки и запускает под ее футболку свои большие липкие от пота ладони. Сжимает грудь и сопит прямо в ухо, прижав ее к спиной к стене. Руки все шарят и шарят по ее телу. И тогда она заносит ножницы, готовая ударить… Но в руке пусто… в чертовой ладони ничего нет… Он поднимает голову, и она видит, что это уже не Горман. Это Джерри.

– Тебе не удалось! Ничего не было! И сейчас не будет… Не будет!

– Поспорим? – склабится он ей прямо в лицо и рвет на ней хлопковую футболку, в которую она была одета в тот злополучный день… - Ты никому не нужна, Бэтти. Никто не спасет тебя… Никто не спасет!

– Бэт! – сильные пальцы больно сжимают плечо, и эта боль возвращает ее в реальность. Где нет стен госпиталя. Нет Гормана. Нет Джерри. Где только он. Дэрил…

– Прости… очень громко? Это бывает… бывает…

Вместо ответа Дэрил протягивает ей бутылку с водой, и она благодарно ее принимает, чувствуя, как пересохло в горле. Пьет жадно, а потом смотрит в темноту окна между щелей.

– Сколько я спала? Наверное, сейчас моя очередь караулить?

– Спи, - коротко отвечает он. – Почти и не спала… Час, не больше.

– Хорошо, - отвечает Бэт. И снова укладывается в спальники. Он отходит от нее к окну, где, прислонившись к знакомому уже витринному столу, смотрит в темноту за окном. А она не может думать о том, что было вчера у этого самого окна. И той теплоте, которой ей сейчас так не хватает.

– Не могу спать. Душно тут.

В комнатке действительно чересчур жарко – слишком рано затопили камин, готовя ужин. Еще не спала дневная температура, и жар от огня только добавил градус в комнате. А окон не открыть…

Она крутится на спальниках. Потом стягивает с себя джинсы и бросает в сторону. Игнорируя взгляд Дэрила, который чувствует затылком.

К черту, Диксон, вчера я вообще спала голая, и все было нормально.

Но и это не приносит облегчения. Тогда она поднимается и идет к коробке влажных салфеток, которые нашла днем в одной палатке. Из трех только одна была незапечатанной, остальные высохли напрочь. Начинает обтираться, как когда-то раньше – стесняясь его взгляда, проводя салфеткой под топиком. Потом ее вдруг что-то просто бьет осознанием.