Она уже была перед ним голая. Он видел все, что можно видеть. Поэтому все к чертям. Ей жарко. Ей душно. И она не понимает, почему ей так плохо сейчас…

– Какого хера ты делаешь? – спокойно спрашивает Дэрил от окна, наблюдая за ней.

– На что это похоже?

Бэт стаскивает с себя топы и остается только в белье. Но и влажные салфетки не приносят облегчения. И она злится… Господи, как же она злится! Сама не понимая причины своей злости. Швыряет эти салфетки через всю комнату. Выпуская ярость, которая стучит в висках и выворачивает мышцы. Потом снова падает в спальники… но сна уже как не бывало…

– Знаешь, я убила его. Гормана, - говорит Бэт каким-то механическим голосом, глядя в потолок.
– Это был второй живой, которого я убила. Я убила, когда он пытался меня изнасиловать. В госпитале. А Джерри был пятым. И он тоже хотел меня изнасиловать. И я была уверена, что все было. И еще был один потом, который пробовал. И еще…

– Бэт…

– Я никак не могу забыть! – вдруг снова садится она в спальниках. Злость выворачивает. Злость и непонятное ей желание. Она и сама не может понять, чего хочет сейчас.

– Я пробую! Я всякий раз пробую и не выходит. Это все так рядом… Я знаю, что должна, но не выходит. Мне больно… мне физически больно, понимаешь, что я была не нужна вам! Не нужна тебе! Я не была нужна тебе тогда! Просто не нужна! Я была никто для тебя!

– Никто?! – он тоже в момент вдруг слетает со своего места. Она видит, что он тоже на пределе. Что зол. Безумно зол.

– Бэт, я сдох вместе с тобой! – шипит ей прямо в лицо. – Не нужна, твою мать! Я сдох там, в госпитале! Это моя кровь вытекала из тебя. Я сдох там! Там в госпитале…этот обмен… это было словно мне наконец-то дали долбанный подарок на Рождество! Найти тебя! Живую! Как долбанный подарок! Который ты так хотел! Всегда хотел!

Дэрил отходит от нее, упирается ладонями в каминную полку и смотрит в догорающий огонь. Она видит, как он напряжен сейчас. Как ему больно. Как тогда, когда он говорит о ее отце у домика самогонщика. Его голос то и дело срывается от боли, которая настолько осязаема сейчас.

– А потом… потом его просто вырвали из рук… это как… ты открываешь… срываешь упаковку… он пустой! Пустой! И ни хера внутри… и ты понимаешь… что это был единственный подарок, который ты хотел… и больше никогда не будет. Никогда! Никогда не будет этого долбанного подарка! Я сдох тогда, Бэт… я просто сдох… И только боль… физическая боль заставляла поверить, что я еще жив. Потому что другая боль… она сжигала… убивала… каждый день… каждый… Каждый вздох – это боль. Каждый долбанный вздох! Никто?! Я не мог дышать без тебя! Когда ты ушла, я сдох. Меня не стало вместе с тобой. Никто?! Ты была моим солнцем, Бэт! Моим долбанным солнцем! Ты ушла, и все сдохло…

Бэт пытается тронуть его. Положить ладонь на его плечо. Но он сбрасывает ее руку, словно не только слова причинили ему боль, но прикосновение наносит ее.

– Да, я тогда промолчал. В той долбанной церкви. Промолчал. Потому что думал тогда, что все… ни хера не найти. Надо просто идти дальше. А потом та машина… И я понял – вот, Диксон, возьми свой шанс. И ты найдешь… только попытайся! Только попытайся и не упусти… эту долбанную попытку. Потому что, твою мать, она будет только одна. Одна! Одна долбанная попытка! И когда мы были там… в том коридоре… охренеть… я думал – вот, наконец-то… мой долбанный подарок! Это просто… и я сдох там… и сдох еще раз потом… несколько раз, Бэт! Я подыхал десятки… сотни раз потом… Потому что каждый вздох – боль… Каждый долбанный вздох… И если ты думаешь, что я никогда не думал ни о том проклятом вечере, ни о днях, что были за ними, то ты охренеть, как ошибаешься! И всякий раз, когда я думал о них… это снова пережить… раз за разом… снова сдохнуть… раз за разом… снова подыхать без тебя…

С каждым его словом Бэт переживает то, что переживал он за эти дни, недели, месяцы. Только сейчас понимая всю глубину его боли, которая выплескивается и выплескивается. И не может спокойно стоять сейчас.

Как не могла никогда переносить его боль…

Она берет его за руку, и в это раз Дэрил позволяет ей это. И она подносит эту руку к губам, тем самым прося прощения за все злые слова, что произносила когда-либо в его адрес. За все злые мысли, что возникали в ее голове за эти полтора года.

Целует, а потом опускает взгляд на его ладонь и видит шрамы. Неровные маленькие шрамы. Как от ожога.

И только боль… физическая боль заставляла поверить, что я еще жив. Потому что другая боль… она сжигала… убивала… каждый день…

Поднимает взгляд на него и понимает, что это за шрамы, прокручивая в голове снова и снова его слова. Видя в его глазах подтверждение своим подозрениям. Медленно умирая от их осознания…

Его палец стирает сначала одну слезу, сорвавшуюся с ресниц. Потом вторую. А потом он обхватывает ее лицо ладонями, и она подставляет губы под его поцелуй. Грубый. Глубокий. Проникновенный. Сильный. Словно он пытается убедить себя в том, что она живая. Что он сам живой. Что это не сон.

Потом одна его ладонь запутывается в волосах, беря в плен затылок, не давая уйти от настойчивых губ. Вторая ложится на бедра и прижимает к телу. И она понимает, что вот то, чего ей так не хватало сейчас.

Его рук. Его тепла. Его… Ей не хватает его. Его. Ей всегда было и будет не хватать его.

Прижаться к нему. И забыть обо всем. О мире, который окружает сейчас. О том, что можно умереть в любую минуту, и есть только этот короткий миг. О том, что нет будущего. И о том, что было у них в прошлом… забыть о прошлом…